— Всего три гейма сгоняли? Слабаки!
— Он для вас силы берег! А вы все проспали!
— Да ладно! Я даже не умылась! Вскочила и побежала, дед даже
не понял ничего.
Марина все смотрела, глаз не могла оторвать, хотя мама и
караулила и приказывала отвернуться и идти своей дорогой.
Он почти не двигался, как будто отдыхал, ракетка
взблескивала в руке, удары ложились один за другим — под сетку, на заднюю
линию, под сетку, на заднюю линию, и так до бесконечности. Вероника носилась,
топала, чуть не падала, и в конце концов обиженно, как девочка, закричала:
— Ну, Фе-едор! Ну, хватит!
— Что такое? — удивился он. — Уже устали?
Под сетку, на заднюю линию. Под сетку, на заднюю линию. Под
сетку…
— Доброе утро, Мариночка. Вы сегодня купались?
Нет, она не купалась! Бассейн только-только открылся, где
она могла купаться сегодня?! В пруду, где раньше «купался» утопленник?!
— Доброе утро.
Элеонора Яковлевна, мамаша сорокалетней Оленьки, которая
«плохо кушала», сладко улыбалась. На голове у нее были свежие кудри, а в руке
корзиночка.
— Купила малинки, — сообщила Элеонора Яковлевна интимно, —
может, Оленька поест. Изводит себя голодом! Изводит и изводит! Скоро от нее
ничего не останется! А я не могу на это смотреть, не могу!
Марина была уверена, что чем меньше «на это» смотреть, тем меньше
Оленька станет изводить себя голодом, ибо всем известно — чем меньше зрителей,
тем короче спектакль. Но материнское сердце не камень. Нет, не камень.
— Вы… в деревню ходили? — спросила Марина просто так.
Ей очень хотелось еще немножко посмотреть на Федора Тучкова
— как он играет в теннис, и как напрягаются мышцы на длинной руке, и блестит
ракетка, и он отряхивает пот с загорелого лба, и…
— Бегала, бегала в деревню! Пришлось рано встать, но для
любимой дочери я готова на все, буквально на все! Мы готовы на все ради наших
детей! Верно, Мариночка?
— Я… не знаю. У меня пока нет детей.
— Как?! Вы что, тоже не замужем?!
— А… кто еще не замужем?
Элеонора Яковлевна сообразила, что сделала некоторую
тактическую ошибку, и взяла Марину под руку, собираясь повести за собой, но тут
Вероника на корте снова завопила:
— Федор, черт вас подери, ну сколько можно?!
— А вы двигайтесь, двигайтесь, не спите!
Тут и Элеонора Яковлевна внезапно обнаружила, что атлет на
корте — суть Федор Федорович Тучков, сосед по столу, вечно облаченный в дикие
спортивные костюмы, причесанный волосок к волоску и вежливый до приторности.
Как будто влекомая невидимыми, но могущественными силами, она сунула Марине
корзиночку, подошла к сетке и взялась за нее обеими руками. На пальцах
взблескивали драгоценные камни.
— Федор Федорович, я вас не узнала! Это вы? Как мило!
— Это я, — признался Федор, извинился перед Вероникой и
подошел к забору — вежливый!
Марина независимо усмехнулась и стала разглядывать ягоды в
«корзиночке». Они были крупными и лежали одна к одной. Марина исподлобья быстро
глянула в спину Элеоноры Яковлевны, выбрала самую большую и отправила в рог.
Под языком стало сладко и холодно, и острый, ни с чем не сравнимый аромат,
который бывает только у малины и только в июле, сразу ударил в нос. Марина
зажмурилась.
— Боже мой, как это замечательно! — восклицала Элеонора
Яковлевна, держась за сетку всеми пальцами, как мартышка в зоопарке, измученная
сидением в клетке. — Как замечательно, Федор, что вы играете в теннис! Моя
Оленька мечтает, просто мечтает научиться! Вы должны ее научить! Пообещайте
мне, что вы этим займетесь, Федор!
— Станьте в очередь, — предложила издалека вредная Вероника,
— последним занимал Геннадий Иванович.
Элеонора Яковлевна не обратила на девчонку никакого
внимания.
— Федор, вы просто обязаны! Оленька бредит теннисом! Она
смотрит по телевидению все игры подряд, от первого до последнего… этого… как
его… от первого до последнего периода!
Вероника невежливо фыркнула. Федор остался
невозмутимо-галантным, в любую минуту готовым к любым услугам.
Нет, все-таки он кретин, хоть и превратился волшебным
образом из мешка с соломой в атлета эпохи Возрождения!
Марина опять воровато оглянулась по сторонам и вытащила еще
одну ягоду, опять кинула в рот и зажмурилась от счастья.
Когда глаза открылись, неожиданно обнаружилось, что Тучков
Четвертый смотрит на нее из-за сетки. Просто глаз не отрывает.
Что такое?
У нее не было никакою опыта, и она понятия не имела, что
может означать пристальный и странный мужской взгляд, от которого как будто
делается горячо лицу, а позвоночнику, наоборот, холодно. Она поняла только одно
— он видел, как она потихоньку таскает из чужой корзины чужие ягоды, и
стремительно покраснела. Даже дышать стало трудно.
Он как будто сообразил и моментально отвернулся — из
вежливости — и стал с преувеличенным вниманием слушать, что толкует ему
Элеонора Яковлевна про Оленькину любовь к спорту вообще и к теннису в
частности.
— Наверное, все-таки лучше поговорить именно с ней, —
наконец сказал он. — Все-таки это нагрузка, бегать надо… много и быстро. Может
быть, ей не захочется?
Марине показалось, что в голосе у него звучала робкая
надежда на то, что Оленьке «не захочется». Нежная мать уверила, что непременно
«захочется». Вероника снова закричала и даже топнула ногой, оставив мокрый след
на чистом асфальте. Элеонора Яковлевна отцепилась от сетки, проворно сошла с
газона, ухватила Марину под руку и увлекла за собой.
Федор проводил ее глазами.
Ему не хотелось, чтобы она уходила. Со вчерашнего дня, когда
он увидел ее длиннющие ноги и крепкую грудь, обтянутую черной майкой, ему
хотелось, чтобы у них… как бы это выразиться… все получилось. Не то чтобы он
специально это планировал или задался целью во что бы то ни стало совратить
строптивую рыжеволосую профессоршу с пути истинного, но его первоначальные
планы изменились. Теперь она его занимала, и ему было приятно, что он так
поразил ее своим молодецким видом. В том, что поразил, не было никаких сомнений.
Кажется, Элеонору Яковлевну он тоже поразил, а также
возможно, что он поразит еще и голодающую Оленьку. Это значительно хуже, потому
что Федор Тучков отлично понимал, что отвязаться от них будет трудно. Мама с
дочкой, несмотря на всю возвышенность и тонкость, — вовсе не угрюмая
профессорша с ее интеллигентской рефлексией и ярко выраженной неуверенностью в
себе.
