— А я Новый год, — поддержал ее Федор Тучков, — очень люблю
Новый год!
— При чем тут Новый год?
— Прекрасный праздник. По-моему, самый лучший!
— Я говорю, что люблю лето. При чем тут праздник Новый год?
— При том, что это самый лучший праздник в году!
Все-таки он кретин. Нет никакой игры, и фарса никакого нет,
есть просто кретин Федор Тучков. Наверное, и жена от него ушла три года спустя
после свадьбы из-за его кретинизма.
«И это… мой удел? Мое… романтическое приключение?!»
Внизу, под балконом, негромко затрещали ветки, и цикады на
секунду смолкли, как будто прислушиваясь.
Марина вдруг перепугалась.
— Что там? — шепотом спросила она и схватила Федора за руку.
Рука была широкой и твердой, пожалуй, даже странно твердой при его общем
кисельно-окорочном облике.
— Где?
— Там. Внизу.
— Асфальтовая дорожка, — обстоятельно ответил он, заглянув
вниз, — а что?
В это время опять затрещали ветки и кто-то что-то негромко
сказал.
— Вы что? Не слышите?!
— Слышу, — согласился он хладнокровно, — ну и что?
Конечно, он понятия не имел, что Марина все еще надеется на
свое «настоящее приключение»!
Она быстро присела, оказавшись в тени балконной решетки, и
Федора потянула за собой.
— Что такое? — недовольно удивился он, но тоже шепотом,
видно, подействовала Маринина таинственность.
В кустах действительно разговаривали, но почти невозможно
было расслышать — о чем. Ей показалось, что несколько раз повторилось «зачем» и
«сейчас».
— Зачем мы прячемся? — на ухо ей сказал Федор Тучков. —
Сейчас все равно ничего не видно!
Тоже слышал «зачем» и «сейчас»?
Цикады опять стрекотали вовсю, и поле за забором лежало —
такое свободное, такое большое, такое летнее, как будто вздыхало после длинного
и жаркого дня.
В кустах тревожно шептались.
— Зачем мы подслушиваем? — негромко вопросил Федор. — Мы
хотим услышать что-то особенное?
Марина дернула его за руку, чтобы замолчал.
На серебристую и голубую дорожку из кустов выбрался человек
— темный силуэт. Выбрался и постоял, как будто прислушиваясь.
— Уезжай, — отчетливо сказал человек в сторону кустов, —
только попробуй не уехать! Ты что, не видишь, что творится?!
Из кустов приглушенно ответили, разобрать было нельзя.
Марина услышала только «все равно».
— Нет, не все равно! — прошипел черный силуэт. — Я не хочу,
чтобы меня кто-нибудь… увидел с тобой! После того, что ты сделал!
Снова слабый треск веток, и все смолкло.
Тень еще постояла неподвижно, как будто прислушиваясь, потом
посмотрела по сторонам и даже наверх, где прятались за балконной решеткой
Марина и Федор, и быстро пошла по голубому асфальту налево, в сторону главного
входа.
Неровный кусок желтого света лежал на траве и асфальте.
Светился большой металлический ящик на ножке, сделанный «под старину». Тень
вошла в желтый свет и оказалась… Вероникой, профессорской внучкой.
Внучка быстро пролетела свет, беспокойно оглянулась и
пропала в темноте.
Марина поднялась с корточек и, перегнувшись через перила,
посмотрела ей вслед.
Федор Тучков из засады потянул ее за джинсы.
Марина отшвырнула его руку.
— Вы что?! С ума сошли?!
— Зачем вы свешиваетесь?! А если из кустов за вами…
наблюдают?!
— Кто? — прошипела Марина и посмотрела опасливо.
Кусты были сплошные и темные, как неровная живая стена. В их
зеленой густоте днем шевелились и попискивали какие-то птицы, время от времени
выпархивали, сильно треща крыльями, как будто в сильном испуге.
Сейчас невозможно было себе представить, что днем там
деловито копошатся птицы.
Стояла тишь, только далеко, в деревне, размеренно и
непрерывно лаяла собака, и музыка доносилась как будто не снаружи, а изнутри
дома.
Впрочем, так оно, наверное, и было — танцы уже начались.
Федор Тучков, ее нечаянный компаньон, завозился рядом,
достал сигареты и предложил Марине несколько перекошенную от лежания в кармане
пачку. Марина посмотрела на пачку с отвращением.
— Нет, спасибо, — отказалась она, — я лучше свои.
После чего они глубокомысленно закурили.
— Что за тайны? — как будто про себя пробормотала Марина,
надеясь, однако, что он услышит, — Юля с Сережей какими-то загадками говорили,
и Вероника теперь тоже.
— Тоже, — согласился Федор Тучков и не добавил ни слова.
Марина некоторое время помолчала, а потом все же не
выдержала:
— Как вы думаете, о чем это она… то есть Вероника… Ведь это
была Вероника, да?
— Да, — подтвердил Федор. — Это была Вероника, совершенно
точно.
— О чем она разговаривала? И с кем?
— Понятия не имею, — признался Федор безмятежно. — А как вы
думаете, о чем?
— Как о чем?! — поразилась Марина. — О трупе, конечно. О
том, в пруду.
— А есть еще какой-то?
— Что?
— Труп.
— Нет, — удивилась Марина, — больше нет. По крайней мере я
ничего не слышала.
— А почему вы думаете, что о трупе? Про труп не было ни
слова.
— Она сказала — «видишь, что творится» и еще «я не могу с
тобой встречаться после того, что ты сделал»! О чем это, по-вашему?
— По-моему, это может быть о чем угодно.
Кретин. Самый натуральный.
— Тайно, в каких-то кустах, — продолжала Марина, — с кем она
могла там встречаться?
Федор затянулся — оранжевый отблеск сигареты осветил его
подбородок, растекся по вылезшей к вечеру светлой щетине.
— С поклонником? — предположил он.
— Ночью, в кустах, с поклонником?! Она что, мусульманская
жена? И ее за измену могут закидать камнями на площади? Зачем ей встречаться с
поклонником ночью в кустах?!
