Квартира была огромной и дорогой. Ее хозяин явно процветал и
в деньгах не нуждался. И оформлял ее дизайнер-профессионал, и стул, на котором
сидел Андрей, явно стоил больше, чем он зарабатывал в месяц.
И все же она не была похожа на десятки других огромных и
дорогих квартир, в которых перебывал Андрей за время своей работы.
Игрушки были разбросаны на полу в гостиной. Из открытой
пасти видеомагнитофона торчала кассета с надписью “Малыш и Карлсон”. Белая кожа
громадного кресла была кое-где порвана на подлокотниках. Очевидно, пес прыгал
на подлокотники или грыз их. На стенах вместо обязательной модной дорогостоящей
муры висели детские рисунки в тонких деревянных рамках. Под одним из них
название: “Корова и ее щенята на лугу”. Название было даже больше самой
картины, и написано очень разборчиво, хотя и немного коряво.
Пепельница, полная окурков. Очевидно, она курила всю ночь,
пытаясь разыскать мужа и уже понимая, что произошло именно то самое худшее, о
чем страшно даже подумать.
Всевозможная детская и взрослая обувь свалена под вешалкой в
огромную кучу, и рядом, очевидно не вытертые со вчерашнего дня, отпечатки
собачьих лап.
В этом доме жили. Растили детей, ссорились, смеялись и
любили друг друга. Принимали гостей. По выходным готовили что-нибудь
вкусненькое. Читали книжки, лежа на ковре рядом с собакой, и ленились убирать
на место обувь.
И ничего этого больше не будет. Никогда.
Если бы я тогда дослушал бывшую жену, он был бы сейчас жив.
И эта чужая, с белым и пустым лицом, женщина не варила бы кофе, повернувшись ко
всему миру натянутой до предела спиной и пытаясь хоть одну секунду отдохнуть от
того, что обрушилось на нее так внезапно.
– Вы знаете, – сказала она, не поворачиваясь, – Сережка
всегда говорил мне, что он непременно должен умереть раньше меня. – От
воспоминаний у нее вдруг изменился голос, стал даже какой-то веселый. – Тебе,
говорит, все равно, конечно, а я один ни за что не останусь.
Она мельком взглянула на Андрея и понесла к столу полную
турку. У нее было совсем больное лицо и сухо горящие глаза.
– Вы представляете? Мы собирались в отпуск. Он вчера приехал
и сказал, что на днях мы уезжаем. – Она присела к столу, держа турку обеими
руками. – Он терпеть не может осень, всегда старается уехать, когда она
начинается. Он вообще у нас такой… теплолюбивое растение.
Ее нужно отвлечь. Вызвать врача, чтобы он уколол ей успокоительное.
Заставить лечь. Позвонить родителям. Купить бутылку водки и стоять над ней,
пока она не выпьет ее до дна.
– Ирина Николаевна, – Андрей поднялся и взял у нее из рук
турку. Она даже не заметила этого. Поискав на полках, он поставил на стол две чашки
и разлил кофе. Она не шелохнулась. Она не помнила, что в кухне, кроме нее, был
кто-то чужой. Последовательно открывая все шкафы и ящики, он нашел наконец
коробку с лекарствами и накапал еще валокордина. – Выпейте, пожалуйста.
Она залпом выпила и опять замерла, сгорбившись на своем
стуле. Лучше бы билась в истерике.
– Он же великий врач, – вдруг сказала она удивленно. – Разве
можно было просто так убить такого врача? Дело не в том, что я его жена, и
поэтому мне кажется, что он гениальный. Дело в том, что он на самом деле и был
гениальным… Разве таких убивают?
Убивают всяких. Даже таких, как Сергей Мерцалов, –
благополучных, любимых, талантливых. Всяких.
И майор Ларионов для того и существует, чтобы убийц искать.
Больше он ни за каким хреном никому не нужен.
– Ирина Николаевна, кого он опасался в последнее время, ваш
муж? Почему нервничал? О какой слежке он вам говорил?
Она встрепенулась и впервые за все время посмотрела на
Андрея и увидела его.
– Да-да, – сказала она растерянно. – Как же я забыла… Про
Ники рассказала и про отпуск, а самое главное забыла… Да, он несколько раз
замечал, что два каких-то человека постоянно сопровождают его на работу и с работы.
На прошлой неделе мы ходили в какой-то кабак… Постойте, кажется, в “Эльдорадо”,
что ли… – Она прикрыла глаза. – Мы были в театре, а мальчишки остались у
свекрови со свекром, и мы решили кутить… Он даже показал мне одного из тех
двоих, ну и он ничем не отличался от обыкновенного прохожего, который просто
идет мимо ресторана… Сережка сказал, что около дома мы его тоже непременно
увидим, но около дома никого не было. Я, конечно, сказала ему, что у него мания
величия, а он рассердился страшно и велел мне заткнуться. Он, знаете, любит,
когда мы играем в грозного главу семьи, которого все боятся. Но постойте, –
вдруг прервала она себя и сдвинула брови, словно пытаясь сфокусировать
расплывающийся взгляд. – Откуда вы знаете, что за ним следили? Он никому об этом
не рассказывал, и я говорила только одной своей знакомой, у которой муж в
уголовном розыске. Но он оказался бывшим, этот муж, и ничем нам не помог… Так
откуда вы знаете?!
Андрей вытащил сигарету из пачки и закурил:
– Я этот бывший муж, – сказал он. – Я ничем вам не помог.
– Что? – переспросила Ирина Мерцалова. – Что вы сказали?
Он затянулся и ничего не ответил. И тогда она бросилась на
него.
* * *
– Ну смотри! Да вот же он, справа! Да не слева, а справа! Ты
совсем не туда смотришь, Танька!
– Да где?!
– У тебя на бороде! Вон под деревом стоит.
– Ну и что? Стоит, и пусть себе стоит. Может, ему надо?
– Он не просто так стоит, – сказал Клавдия значительно. – Он
стоит по мою душу. Он за мной следит.
Танька посмотрела на нее в изумлении, а потом, решив, что
это, очевидно, просто идиотская шутка, плюнула с досады и сказала сердито:
– Ну тебя к аллаху, Ковалева! Я думала, у тебя и вправду что
стряслось, а ты…
– И вправду стряслось. Он стоит здесь с утра. И когда я
приеду домой, он будет стоять около моего подъезда. А завтра они поменяются, и
на работу меня проводит второй. Тань, я не шучу…
– О господи Иисусе, – сказала Танька и присела на
подоконник, глядя на Клавдию во все глаза. – Ты что, серьезно? А когда ты это…
заметила?
– В субботу. – Клавдия повернулась спиной к залитому дождем
окошку. – У вас на даче. Когда мы уезжали и я уже сидела в машине, а все
семейство толпилось у ворот, я обратила на него внимание. Он стоял на мосточке
и курил. И я вспомнила, что видела его раньше, сначала в Москве, а потом в
электричке. Он мне в ухо сопел.
– И ты прямо так взяла и вспомнила? – спросила Таня
недоверчиво.
Клавдия раздраженно почесала за ухом. Изящная докторская шапочка,
на которой настаивала заведующая, всегда натирала ей кожу. Шапки Клавдия носить
не могла.
