– Для нас тоже большая утрата, – сказал Дронго, –
простите, что я вас побеспокоил.
Он положил трубку. Испытующе взглянул на Вейдеманиса.
– Или я ничего не понимаю, или происходит нечто странное.
Сутеев сам сказал мне, что жена ушла от него. Его брат рассказал мне об этом.
Секретарю Алле он тоже говорил, что у него была размолвка с женой. А сейчас
выясняется, что они просто обожали друга друга.
– После смерти все обожают друг друга, – заметил Эдгар.
– Нет. Здесь что-то другое. Понимаешь, у меня не
накладывается психотип Сутеева на его поведение, когда мы с ним встретились.
Какое-то раздвоение личности. И не только у него. Но и у всех, кто его
окружает. У его двоюродного брата, у его супруги. Такое бывает?
– Наверно, бывает, – кивнул Вейдеманис. – Что у
нас в суде?
– Проиграли вдрызг. Даже не представляю, что они сообщат
Ларисе Кирилловне. Оказывается, у компании «Ростан» было предварительное
соглашение с австрийским банком на получение десятимиллионного кредита, но банк
КТБ сумел узнать об этом и убедить австрийцев не заключать договор.
Представляешь, какие мерзавцы.
– Но для чего? Им должно быть выгодно, чтобы «Ростан»
получил большой кредит.
– Оказывается, нет. Мне рассказали, почему КТБ так неистово
требует выплаты кредита, не соглашаясь ни на какие переговоры. Им нужна земля,
которой владеет «Ростан». Не завод, а земля, на которой он стоит. Немцы рядом
возводят автомобильный завод, и в КТБ узнали, что первоначально выбранная
площадка не будет утверждена. А немцы уже подвели все коммуникации и дороги.
Значит, соседние пустые участки рядом с предполагаемым строительством мгновенно
вырастут в цене, ведь немцам обязательно предложат место рядом с этой
площадкой. В банке КТБ об этом знают и хотят получить землю, которая уже через
короткое время станет просто золотой.
– Откуда вы об этом узнали?
– Они сами сделали предложение. Через своего адвоката
Плавника и адвоката компании «Ростан» Фейгельмана они попытались убедить
генерального директора сдать им недостроенный завод со всей территорией. Взамен
они полностью погашают все долги и отказываются от претензий.
– И Чагунава не согласился?
– Конечно, нет. Завод – это дело всей его жизни. Смысл его
компании. Отдать завод, значит, окончательно поставить жирный крест на всей
деятельности компании, вычеркнуть последние десять-пятнадцать лет своей жизни.
Он так рассчитывал на австрийцев. Но чем больше на него давят, тем больше он
сопротивляется. Взыграла южная грузинская кровь. Он теперь из принципа ничего
не отдаст КТБ, даже если они его разорят.
– И какое решение суда?
– Признать исковые требования и ответчику в течение семи
дней выплатить всю сумму долга с набежавшими процентами и судебными издержками.
Если сумма не будет выплачена, они наложат арест на имущество обоих
совладельцев.
– Разве у Сутеевых есть имущество на три миллиона
долларов? – нахмурился Вейдеманис. – Их квартира на проспекте
Академика Сахарова может стоить не больше миллиона долларов. Квартира на
Профсоюзной вообще стоит тысяч триста, никак не больше, может, даже меньше.
Есть еще дача. Если бы она была на Рублевке, то тогда, возможно, стоила бы
несколько миллионов. Но Дмитрий Сутеев сказал нам, что она тоже стоит не больше
двухсот тысяч. Итого полтора миллиона за все имущество семьи Сутеевых. Где они
возьмут недостающие деньги, которые на них повесят в качестве долга? Будут
распродавать мебель или детские вещи?
– Детские вещи не подлежат конфискации, – угрюмо
возразил Дронго, – и еще книги. Я вспомнил, как бакинские цеховики
собирали лучшие в городе библиотеки, точно зная, что в случае конфискации
имущества их книжные раритеты никто не тронет. Это было тоже своебразное
вложение капитала. Тогда книги стоили огромных денег. Я помню, как меняли
машины и дачи на хорошие библиотеки.
– Это было давно и неправда, – вздохнул Эдгар, –
кому сейчас нужны библиотеки? Люди выбрасывают из своих домов ненужные книги.
Это раньше было престижно иметь дома хорошую библиотеку. Сейчас это выглядит
идиотизмом. Занимать место в своей квартире ненужными бумажными фолиантами,
которые только пылятся и плодят микробы. Лучше иметь дома один ноутбук, с
помощью которого сегодня вы можете прочесть любые произведения, имеющиеся в
библиотеках всего мира.
– Мы с тобой просто два динозавтра из прошлой эпохи, –
пошутил Дронго, – стоим и ностальгируем по ушедшим временам. Если нас
сейчас услышит кто-нибудь посторонний, то сразу поймет, что ты бывший
кэгэбэшник, а я бывший сотрудник Интерпола от Советского Союза. И мы оба
ностальгируем по своему времени. Нас нужно давить, гнобить и выгонять поганой
метлой, чтобы такие, как мы, не мешали народам идти к светлому будушему
капитализма.
– Капитализма, – буркнул Вейдеманис. – Как говорят
в Германии: «Все, что нам говорили о социализме, оказалось неправдой, но зато
все, что нам говорили о капитализме, оказалось правдой». Не знаю, как мы будем
развиваться, но сегодня ради денег люди готовы на все.
– Заканчиваем ностальгировать и решаем, что нам делать
дальше. Начнем с того, что завтра утром я должен лететь в Нижний Новгород и
найти там этого Кявалиса, отца Маргариты. Заодно и узнаю про студенческие годы
Николая Сутеева, который вызывает у меня все больше и больше вопросов.
– Почему не на поезде?
– Сегодня вечером у меня встреча, – сообщил
Дронго, – и ты не поверишь, с кем. Меня пригласила на ужин вице-президент
банка КТБ госпожа Юна Миланич.
– Они хотят уговорить Чагунаву, действуя через тебя?
– Нет, нет, это совсем иное. Мы были знакомы с госпожей
Миланич еще тогда, когда не были знакомы с тобой. Знакомство состоялось при
очень странных обстоятельствах. Я тебе расскажу эту историю более подробно, и
ты даже не поверишь, что такое бывает. Но спустя тринадцать лет мы с ней снова
встретились. Она теперь настоящая бизнес-вумен, а я обычный эксперт, каким был
и тринадцать лет назад.
– Ясно. Значит, билет я заказываю тебе на завтрашнее утро.
Что еще?
– Позвони в больницу, и пусть твоя дочь узнает все про
Сутееву. Кто к ней приходит, что с ней происходит. Кстати, откуда твоя дочь
знала о Сутеевой? Подозреваю, что на старости лет ты стал болтливым человеком,
чего раньше за тобой не замечалось.
– Я рассказывал ей, как тебе проткнули шины, –
усмехнулся Эдгар, – и рассказал о том, чем мы занимаемся. А Сутеева как
раз живет в ее районе. На проспекте Сахарова.
– Что у нас еще? Версию с мальчиком, сыном Сутеевой, пока
можем не проверять. Бабушка не стала бы нам лгать. Она так восторженно говорила
об их отношениях. Значит, эту версию пока убираем. Насчет банка тоже сильно
сомневаюсь. Я, конечно, сегодня попытаюсь разговорить госпожу Миланич, но
убежден, что им гораздо выгоднее было иметь живого Сутеева. Раньше я думал, что
они давят на Чагунаву, запугивая его и пытаясь получить деньги. Теперь узнал,
что им не столько нужны деньги, сколько недостроенный завод и земля. С Николаем
Евгеньевичем было легче договариваться, чем с Вахтангом Михайловичем. Другой
менталитет, другая энергетика. Сутеев был гораздо спокойнее и выдержаннее, чем
его компаньон. Но пока эту версию мы не отбрасываем. И, наконец, Дмитрий
Сутеев. Мне очень не нравится его поведение. У меня к нему много вопросов и по
нашему первому разговору. Какие-то «узелки на память», которые я оставил на
следующий разговор. Когда мы наконец получим распечатку его телефонных звонков?
