– Я рад, что сумел доставить тебе удовольствие, – скромно произнес Деметриос, когда Лиз принялась горячо благодарить его. – И я хочу, чтобы на моей вечеринке ты затмила всех женщин… Надеюсь, ты купила достойное платье?
Лиз тут же вспомнила о своем золотистом приобретении, которое вызвало такое презрение Александра, и кивнула.
– Отлично, – просиял Деметриос. – Я приглашу для тебя парикмахера и не выпущу до тех пор, пока он не превратит тебя в королеву!
После таких обещаний Лиз еще с большим нетерпением ждала праздника. Весь следующий день она отдыхала, принимала ванны с расслабляющими эфирными маслами, делала себе маски и обертывания. Косметический арсенал, который они купили в Париже, был поистине огромен, и Лиз с трудом догадывалась о назначении половины всех этих разноцветных хорошеньких баночек. Не раз и не два кольнула ее ревнивая мысль о том, что для мужчины Александр чересчур хорошо разбирается в товарах, предназначенных исключительно для женщин. Например, откуда он знает самые роскошные магазины женской одежды в Париже? Наверняка тот маршрут, по которому он вчера провел ее, был уже неоднократно пройден им с разными красотками…
Это предположение существенно испортило настроение Лиз. Она твердила себе, что ей должно быть все равно, сколько женщин было у Александра. Но настроение от этого не улучшалось. Лиз знала, какого сорта женщины крутятся возле таких мужчин, как Александр. Модели, манекенщицы, актрисы… Красивейшие из красивых. Впрочем, кстати вспомнила она, я тоже актриса. И тоже неплохо выгляжу.
Она с удвоенной энергией принялась готовиться к празднику. Пусть Александр воочию убедится в том, что ее по праву называли королевой Феникса!
Обещанный парикмахер появился очень рано. Это был высокий молодой человек с худым бледным лицом. Увидев Лиз, он закатил глаза и во всеуслышанье объявил, что никогда не встречал более красивой женщины. Лиз слегка покраснела. Она понимала, что похвала эта была больше рассчитана на то, чтобы пленить могущественного Константина Деметриоса, но ей все равно было приятно. В этот день она нуждалась во всех подтверждениях своей привлекательности.
Официально вечеринка должна была начаться в шесть вечера, но Деметриос предупредил Лиз, чтобы уже к половине шестого она была готова.
– Ты будешь вместе со мной и Александром встречать гостей, – сказал он.
Казалось, что до половины шестого уйма времени и торопиться совсем не следует. Но к удивлению Лиз дел было столько, что они едва все закончили к пяти. Нужно было попробовать несколько стилей причесок, сделать массаж, очередную маску, обязательно поспать немного после обеда, чтобы были силы провести на ногах всю ночь. Парикмахер оказался мастером на все руки, и когда Лиз, причесанная и накрашенная, в золотом платье, подошла к зеркалу, то не узнала саму себя.
На нее смотрела девушка изумительной красоты, строгая, волнующая, загадочная. Совсем не такая, какой Лиз привыкла себя считать. Волосы были уложены в изысканную высокую прическу. Легкий макияж, на который, однако, потребовалось целых два часа, подчеркивал выразительные глаза девушки и нежный абрис губ. В уши Лиз были вдеты небольшие каплевидные серьги с крохотными бриллиантами, которые сверкали при каждом повороте головы. Выбранное Лиз платье как нельзя лучше оттеняло цвет ее кожи. Оно облегало тело девушки сверху, оставляя открытыми руки, спину и плечи, и немного расходилось книзу. В длинном платье, на высоких каблуках Лиз казалась выше, чем на самом деле. Ее запястья украшали тонкие золотые браслеты, и когда Лиз поднимала руку, чтобы поправить прическу, они, позвякивая, перекатывались по руке.
– Вы чудесны, – ахнул парикмахер, и девушка почувствовала, что на этот раз он совершенно искренен.
Горничная, которая помогала Лиз одеться, тоже была в восхищении. Если бы она умела говорить по-английски, она бы сказала Лиз, что та похожа на греческую богиню Афродиту. Но Лиз и без слов было все ясно. Она сама не могла оторвать глаз от своего изображения в зеркале, и только когда парикмахер напомнил ей, что отец ждет ее, она наконец вышла из комнаты.
Пока Лиз Морадо готовилась к своей первой вечеринке в доме отца и с трепетом созерцала себя в зеркале, в комнате Александра Деметриоса состоялся один очень неприятный разговор. В черных брюках от смокинга и белой рубашке Александр стоял у зеркала и поправлял галстук. Пиджак висел рядом, на стуле, в ожидании своего часа. Чуть поодаль, развалившись в кресле-качалке, сидел Марк. В отличие от Александра он был полностью одет и, казалось, совершенно не беспокоился из-за того, что его отглаженный смокинг может помяться раньше времени.
Комната Александра была обставлена с той же аскетической простотой, что и комната Лиз. Любимый греками белый цвет с редкими вкраплениями синего господствовал в обстановке. Никакие видимые признаки не указывали на то, что это жилье очень состоятельного человека, разве наметанному глазу специалиста было бы ясно, что за обстановку этой комнаты, такую скромную на вид, было заплачено немало.
Александр в последний раз придирчиво оглядел свой галстук и повернулся к Марку. По одутловатым щекам и заплывшим глазам последнего можно было понять, что совсем недавно он прикладывался к бутылке. Александр поморщился. До вечеринки оставалось менее двух часов, и надежды на то, что Марк протрезвеет, было мало.
– Ты снова пил, – осуждающе произнес он. – Ты хоть представляешь себе, как разозлится отец?
– Подумаешь, опрокинул пару рюмочек, – рассмеялся Марк. – Мне же не нужно встречать гостей. Я не член семьи. Как, впрочем, и ты…
– Я не желаю об этом разговаривать, – отрезал Александр. – Как помощник отца ты не должен…
– Мне недолго оставаться помощником Деметриоса, – хищно прищурился Марк. – Как тебе – его сыном.
– Не говори ерунды!
– Да ты просто ослеп, Александр! – взорвался Марк. – Старик без ума от девчонки, а о тебе и думать забыл! Зачем ему теперь приемыш, если у него есть родная дочь? И ему плевать, что у нее всех-то достоинств, что пара хорошеньких глазенок!
– Перестань!
Но Марк продолжал с упорством пьяного:
– Ты согласен играть вторые роли при королеве Пенелопе? – презрительно фыркнул он. – Быть советником, управляющим? Тебя устроит такое положение? Не удивлюсь, если крошка настолько очарует старика, что он вообще выставит тебя за дверь!
Лицо Александра побагровело.
– Ты рехнулся из-за жадности! – бросил он. – И делишь деньги, которые не принадлежат ни мне, ни тебе. Я подчинюсь любому решению отца…
– Тряпка! – перебил его Марк.
– Но я не могу запретить ему любить родную дочь! – воскликнул Александр. – Если бы ты видел, в какой дыре она жила! Ее место здесь, рядом с отцом. Она имеет полное право…
– Надо было оставить ее в той помойке, – скривился Марк. – Ты поступил как последний идиот, когда притащил ее сюда. Ей трех дней хватило, чтобы Деметриос признал ее дочерью. А ведь в твоих силах было сделать так, чтобы он с презрением отвернулся от нее… Привез бы папаше другую девчонку, пострашнее, погрубее, поглупее…
