– Всех цветов – это хорошо, – задумчиво пробормотала Ася. Смутный образ становился четче. – Всех цветов – это утешает и даже радует… А среди родных цветов красный есть? Или оранжевый… Ведь у божьей коровки пятна черные, да? А основной цвет какой?
– Мама дорогая… – Тугарин шагнул к ней, наклонился, сгреб в охапку, поднял в воздух и прижал к груди. – Что ж вас в медицину понесло, а?… Вам же у нас надо работать… Но мы-то как лопухнулись, мама дорогая… А ведь вариант – сто процентов… И всего две красные… И оранжевая одна…
Он прижимал ее к груди, как куклу, и радостно бормотал у нее над ухом, и, кажется, даже не замечал ее реакции. Хотя и замечать было особо нечего. Ася даже не поняла, как это произошло: вот она сидит на стуле, старательно формулирует мелькнувшую мысль – а через долю секунды уже барахтается у него в руках… И даже не барахтается. Сначала от неожиданности попыталась оттолкнуться руками от его каменной груди, но к этой каменной груди ее прижимали такие же каменные руки. Наверное, так чувствуют себя замурованные в стену. А что может сделать замурованная в каменную стену слабая женщина? Только радоваться, что пока может дышать. Правда, не без труда.
Интересно, а говорить может? Надо бы попытаться что-нибудь сказать. Ася попыталась:
– Господин майор, не могли бы вы поставить меня на пол?
Получилось немножко придушенно, но Тугарин услышал, понял, перестал бормотать и осторожно поставил ее на пол. Попятился, наткнулся на кресло, сел и растерянно сказал:
– А глаза-то у вас черные… А вчера серые были. А Гонсалес говорит, что вчера черные были. А сегодня сказал, что серые… Это что же значит, а? Тоже колдовство? Или хитрость какая-нибудь? Или линзы? Или, может, это от освещения? Или еще отчего-нибудь?
– От черных мыслей, – недовольно проворчала Ася и осторожно потрогала бока: наверняка у замурованных в каменную стену остаются синяки. – Господин майор, у меня к вам тоже есть вопросы. Вы в состоянии вести осмысленную беседу?
– А черт его знает, – неожиданно признался Тугарин с блаженной улыбкой. – Но я постараюсь.
– Вопрос первый. Вчера у больницы стояла машина, раскрашенная как божья коровка. Это та самая, Панеева-младшего?
Блаженная улыбка исчезла с физиономии Тугарина без следа.
– Та самая, – мрачно сказал он. – А за рулем была женщина. Вроде бы невеста его приятеля… С доверенностью, все как полагается… И ваш бывший муж приехал на этой машине. И уехал на ней же. Она довезла его до ресторана, а сама поехала к Константину Панееву, оставила машину во дворе, позвонила по сотовому, через две минуты Панеев вышел, она отдала ему ключи и ушла… Зачем машину брала? Чтобы вашего бывшего туда-сюда покатать? Ни в чем никакого смысла.
– Никакого, – согласилась Ася. – Кроме, может быть, одного – засветить машину Панеева возле больницы, где лежит Гонсалес.
– Зачем? – спросил Тугарин. – Это уж вообще ни в какие ворота… Прятали, прятали, даже упоминания о ней из дела исчезли, а тут вдруг специально засветили. Зачем?
– Не знаю. А что упоминания из дела исчезли – так это, может быть, просто кто-то перестарался. Все-таки сын заместителя начальника… В общем, честь мундира и все такое. Может быть, задумано было как раз так, чтобы машина в деле фигурировала.
– М-да… – Тугарин смотрел на нее даже с некоторой оторопью. – Это очень удачно получилось, что мы вас в помощники привлекли. Вы чрезвычайно ценный помощник, Ася Пална. М-да… Нет, но как же вас в медицину-то занесло? Неудачно получилось.
– Мои пациенты придерживаются прямо противоположного мнения, – надменно заявила Ася.
– Ну, еще бы, – согласился Тугарин печально. – Я уже наслышан. Считается: попал к колдунье – крупно повезло…
Он хотел еще что-то сказать, но тут дверь открылась, в перевязочную заглянула Светка и официальным голосом доложила:
– Ася Пална, привезли отца больного Гонсалеса. Я его оставила у себя. Моет руки и надевает бахилы. Передачу проверила, ничего запрещенного нет. Сопровождающих в отделение не пустила. Отец больного Гонсалеса ждет ваших распоряжений.
– Мама дорогая, – пробормотал Тугарин, поднимаясь с кресла. – И эта призванием ошиблась… Ну что ж, Ася Пална, пойдемте знакомиться с генералом. Он ведь ждет ваших распоряжений.
Глава 6
Генерал Гонсалес сидел за кухонным столом, внимательно слушал тетю Фаину, внимательно поглядывал в окно на Митьку, который во дворе опять драил белой тряпочкой Асин мотоцикл, внимательно следил за детьми, затеявшими строительство кукольного дома из обувной коробки, а заоднo внимательно присматривался к Асиным рукам. А, ну да, это он наблюдает за тем, как она карандаш в пальцах вертит. За всеми наблюдает очень внимательно, а сам почти все время молчит.
Насколько Ася успела заметить, генерал Гонсалес был очень молчаливым человеком. Не в пример своему сыну. Они вообще были не очень похожи. Отец был не такой громадный, как сын. И не такой плечистый. Хотя тоже довольно высокий. Прямой, подтянутый и очень экономный в движениях. В общем – военный. Сначала Ася даже засомневалась, что тетя Фаина сможет его разговорить. Так ведь его еще и отвезти к ней надо было. А сумеет ли она уговорить его ехать с собой – в этом она тоже сомневалась. Она умела уговаривать только поступающих в отделение детей. Но это не считается, это часть работы. А вне работы она ни разу в жизни никого не уговаривала. И даже не знала, как это делается. «Поехали со мной, не бойтесь, это не больно»? М-да…
После встречи с сыном генерал вышел из палаты вместе с Тугариным. Оба стояли посреди коридора, о чем-то тихо говорили. Вернее – говорил Тугарин. Генерал внимательно слушал, смотрел Тугарину в лицо черными непроницаемыми глазами, иногда что-то коротко спрашивал, иногда слегка кивал. Один раз Тугарин, наверное, сам спросил что-то, генерал качнул головой отрицательно. Потом в отделение поднялся Плотников, повел генерала в свой кабинет, позвал зачем-то и Асю. В кабинете генерал тоже почти все время молчал, внимательно слушал, как Плотников подробно описывает характер травмы, технологию операции и ход выздоровления. Ася тоже молчала, начиная злиться. Плотников, как безнадежный фанатик своего дела, и мысли не допускал, что специфические подробности его дела могут быть кому-нибудь неинтересны. Плотников просто не поверил бы, что эти подробности многих пугают. Да всех, не причастных к делу, пугают. Не говоря уж о родителях.
– Игорь Николаевич, – вклинилась наконец она во вдохновенный монолог Плотникова. – Константину Александровичу пора ехать. Вы ему просто прогноз обрисуйте – и все.
– А что прогноз? – Плотников тут же потерял интерес к разговору. – Все нормально будет. Да и сейчас уже никаких опасений. Я думаю, зрение восстановится полностью. А какой еще прогноз может быть?
Ася заметила, как генерал сдержанно улыбнулся. Ну да, наверное, уже слышал, что после операций, которые делал сам Плотников, других прогнозов быть не может.
– Ну, тогда я пойду, ладно? – спросил Плотников, глядя на Асю. – У меня там еще люди.
