Тетя Фаина велела Митьке заняться с детьми чем-нибудь интересным, чтобы в кухню не лезли, пока тут столько Шума, хладнокровно переждала истерику, накапала гостье валерьяночки, спросила, как ее зовут, и приступила к выяснению обстоятельств дела:
– А ты-то, Мариночка, чего это сама от детей уехала? Как же это у тебя сердце не дрогнуло – оставить таких мелких одних в доме? А ну как заболели бы, не дай бог?… А ну как пожар, спаси и помилуй?… А ну как бомжи вломились бы, сохрани господь?…
– Так ведь Лидка!… – рыдая, яростно хрипела Мариночка. – Она обещала!… На следующий же день!… Я ее убью!…
– С Лидкой мне все понятно, – не отставала тетя Фаина. – Ты лучше про себя расскажи. Это что ж за причина была такая уважительная, что ты детей бросила? Заболела, что ли?
Марина наконец успокоилась и почти внятно рассказала, что она встретила мужчину своей мечты, и так получилось, что она сразу оказалась женщиной его мечты, и они решили пожениться, а у него как раз поездка за границу, а она сроду ни за какими границами не была, такой шанс упускать – это же вообще… К тому же это можно было считать свадебным путешествием. То есть предсвадебным, какая разница… Все так внезапно решилось, одним днем, она позвонила Лидке, та согласилась приглядеть за детьми, Марина наварила детям каши, даже булку заранее порезала, чтобы не вздумали нож хватать, объяснила Наташке, что утром придет тетя Лида, будет у них жить, пока мама не вернется, дверь открывается вот так, ключом, ведите себя хорошо, ну ладно, пока, ждите… А Лидка не пришла. А телефон не отвечает. А она же не знала, что так…
– Ну, теперь знаешь, – подвела итог тетя Фаина. – И что делать думаешь?
– Я ее убью, – сказала Марина. – Гадина какая… Я ее на свадьбу не позову. Я замуж выхожу. В Москву переезжаю. У Тофика там бизнес. И дом такой – ну, вообще… Он мне уже одно кольцо подарил. Во, видите? Настоящий бриллиант. И еще подарит, он мне сам сказал: что захочу – все будет.
– И чего же ты хочешь? – с интересом спросила тетя Фаина.
Марина с готовностью стала рассказывать, как она представляет свою счастливую семейную жизнь. Увлеченно, с подробностями перечисляла, что есть у Тофика. И у нее будет все то же плюс еще то, что Тофик ей подарит. Это будет не жизнь, а поэма!…
В поэме не было ни слова о Наташе и Ваське. Забыла, наверное. Тетя Фаина напомнила.
Марина запнулась на полуслове, с трудом отвлеклась от описаний будущей счастливой жизни, без удовольствия переключилась на безрадостное настоящее и суховато сказала:
– Мы решили их пока в интернат отдать. Сейчас куда их везти? Я еще сама там не устроилась как следует. И детям в чужом доме неуютно будет. И Тофику они помешать могут. У него же серьезный бизнес, столько работы… А потом, когда все образуется, я их заберу. Заодно и подрастут пока, все-таки маленькие дети очень руки связывают.
Тетя Фаина заставила мать Васьки и Наташи написать завещание. Назначить Асю опекуном детей в случае смерти матери… Тогда Наташа и Васька остаются у тети Фаины на полном довольствии. Вот такое условие. Марина охотно согласилась. В свою смерть она не верила, а тут одной бумажкой сразу все проблемы решались: и детей не придется в интернат устраивать, и волноваться за них не надо, и дом присмотрен будет, и Тофику никто не помешает. Марина через два дня заехала попрощаться, сказала детям, чтобы вели себя хорошо, посоветовала тете Фаине сменить дверной замок в том доме – у Лидки, может, ключ есть, мало ли, – с торжественным видом выложила на стол конверт, с гордостью сказала:
– Тофик считает, что вам надо отбашлять по понятиям. Вы ж не обязаны, а сами… вот. Общем, он велел передать, что заценил такое отношение. Конкретно заценил. Мы, может, как-нибудь вместе приедем. Может, через год уже.
В конверте оказалось тридцать тысяч рублей – в эту сумму крутой бизнесмен Тофик заценил такое отношение. Впрочем, и эти деньги были в доме совсем не лишними. То есть до такой степени не лишними… Тетя Фаина иногда мечтала: вот приедет Марина со своим Тофиком, и еще один конверт на стол – нате вам!
Марина с Тофиком не приехали. Через год они оба погибли, плавая в бассейне в собственном доме. Что-то с электропроводкой случилось, и током их обоих убило в воде. Говорили – заказное убийство. Не раскрыли, конечно. Ася стала официальным опекуном Васьки и Наташи. Тетя Фаина перестала мечтать о новом конверте на столе. Светка нашла жильцов в дом Васьки и Наташи. Жильцы много платить не могли, но хоть какая-то копеечка капала… К тому же жильцы оказались очень выгодными в том смысле, что принялись приводить дом в порядок, и очень умело приводить, очень старательно, несмотря на то что это чужой дом. Нормальные люди. Похоже, когда Васька и Наташа вырастут и им понадобится свой дом, у них будет хороший дом, не развалюха какая-нибудь. Между прочим, это жильцы сами так сказали, когда попросили разрешения на ремонт и всяческие усовершенствования… Ася, как опекун детей, разрешение дала.
А у Сони опекуна не было. У Сони были родители. То есть – наверное, были. Во всяком случае, о их смерти никаких известий не поступало. Хотя, конечно, это еще ни о чем не говорило.
Соню Ася нашла прошлой осенью, почти в начале зимы, на соседней улице. Возвращалась вечером после дежурства, ползла еле-еле по раскисшей глине, с трудом удерживала равновесие, с сожалением думала, что мотоцикл пора ставить в сарай до весны… По сторонам не смотрела. Да и не было ничего интересного по сторонам. Эта улочка во всей Теплой Слободе считалась самой поганой. Дома на ней стояли самые старые, самые кривые, самые запущенные. В этих домах жили самые гнусные алкоголики, самые ненужные бабы, самые сумасшедшие старики. Раза два в год на улочке обязательно случался пожар. Ближние соседи собирались, смотрели на пожар, с азартом спорили, весь дом сгорит или все-таки успеют потушить. Пожар тушили дальние соседи. Как правило, успевали потушить до приезда пожарной машины – привыкли уже. При тушении действовали умело, слаженно и злобно. Вслух говорили: черт бы с ними, пусть бы они все сгорели наконец. Но ведь дома почти по всей Теплой Слободе впритык стоят, да еще сады густые, деревьям по полвека и больше, если огонь перекинется – все, выгорит вся Слобода. А это жалко – здесь много и вполне нормальных людей жило. И дети опять же.
На поганой улице почти ни в одном доме детей не было. Поэтому, когда в свете фары мелькнула маленькая съежившаяся фигурка, Ася встревожилась. Нечего было делать ребенку здесь, на этой улице, одному. Тем более – так поздно. Тем более – в такую погоду… Тем более – девочке.
Она догнала девочку, заглушила мотор, негромко позвала:
– Эй, ты кто? Ты почему одна гуляешь? Давай-ка я тебя провожу… Только пешком придется. А то у меня с собой лишнего шлема нет. Да и вряд ли' ты удержишься сзади. Не дорога, а болото… Ну, пойдем. Тебе куда, далеко?
– Мне никуда, – неуверенно ответила девочка тонким, слегка охрипшим голосом. – Я тут живу… Вон там, в том доме… Где окошко светится.
– А почему ты домой не идешь? – удивилась Ася. – Поздно уже. Да и холодно. И разве можно одной по улицам в темноте ходить?
