Юлька с первых дней приняла это как должное и включилась в общее рукоремесло по мере возможностей. Главным образом шила и вязала одежку для маленьких, на маленьких особенно тяжко было смотреть… Как-то постепенно она стала учить тому же старших девочек, а следом даже и некоторые мальчики кое-чему научились, а потом вдруг оказалось, что их дети — самые нарядные дети на всем белом свете, и пусть тот, кто не верит, посмотрит в художественном салоне, во сколько оценили выпускное платье, которое Юлия делала для Маши-старшей. Жаль, что Маша не решилась оставить это платье себе… Ну, ничего. Бог даст, свадебное у нее будет еще лучше. Маше повезло, она совершенно здоровая, да еще и хорошенькая, и характер золотой, и умница, и помощница… Если бы не она, Юлия вряд ли успела бы так быстро и так много к выставке подготовить. Выставка — это тоже идея Олега, он об этой выставке первый узнал, совершенно случайно, когда ездил в область за лекарствами. Но Юлия подозревала, что, если бы никакой выставки проводить не собирались, Олег бы сам ее, чего доброго, организовал. Он с самого начала был уверен, что Юлия возьмет главный приз. Она в этом не была уверена, но главный приз очень хотелось взять.
В прошлом году главным призом на такой же выставке была швейная машинка, немецкая, электрическая, очень хорошая, очень дорогая. Такой приз интернату не помешал бы. Ну, она и отвезла в нынешнем году на вторую такую же выставку пару вышитых платьиц, вязаное пальто, кружевную шаль, вечернюю шелковую сумочку, расшитую мелким черным бисером, целую россыпь которого Юлия нашла как-то в сундуке у мамы Нины. Много чего она отвезла — чтобы выбрали то, что им больше понравится. А им все понравилось. И от посетителей выставки поступило несколько заявок на каждую ее вещь. Юлия дала разрешение выставить ее работы на аукцион. И теперь, наверное, у интерната будет еще несколько лишних тысяч.
А Юлия получила главный приз. А главным призом в этом году оказался морской круиз почти на три недели, с заходом в какие-то ужасно известные курортные города, с программой каких-то невероятных развлечений. Бассейн, кинозал, танцы, казино, бар и прочая дурь. Юлия даже расстроилась. Зачем ей этот круиз? Ей машинка нужна. Надо продать путевку и купить хорошую швейную машину. Или вязальную. Дети растут, вся одежка на них как огнем горит, рук не хватает шить новое, времени не хватает, никакого терпения не хватает на эту древнюю развалину, которая сто миллионов лет назад была швейной машинкой… Зачем ей этот дурацкий круиз? Круизом штаны для Петьки не прострочишь.
Но тут совершенно неожиданно и очень активно вмешалась мама Нина. Вообще-то она никогда не оспаривала Юлькины решения. Наоборот, одобряла и поддерживала абсолютно все, что бы Юлька ни думала или ни делала. Но на этот раз чуть не до скандала: езжай — и все. Ты путевку, мол, выиграла, а выставочные вещи и так купят, и деньги будут на машинку, а путевка все равно как дармовая, и когда еще такой случай выпадет, и вообще это — главный приз, и не имеешь права отказываться, потому что это неуважительно и даже неприлично.
— Мама Нина, ты что это так горячишься? — подозрительно спросила Юлия, почти потрясенная взрывом эмоций обычно очень спокойной мамы Нины. — Нет, ты не кричи, ты доказательно объясни, зачем мне мотаться по всяким круизам? И что я в этих круизах не видала, без чего жить нельзя?
— Ладно тебе. — Мама Нина немножко смутилась и быстренько отвернулась, якобы сосредоточившись на мытье банок. — Может, ты все на свете повидала, только когда это было-то, а? Который год в деревне безвылазно сидишь, никого не видишь, ни с кем не встречаешься… Разве я тебе компания? Да и не вечно мне жить. А как ты одна будешь? Вот и подумай. Время-то идет.
— Я тебе помру! — возмутилась Юлия, привычно пропустив мимо ушей все остальное. — Я тебе так помру, что своих не узнаешь! Что это еще за разговоры такие! Мама Нина, ты что, опять сердцем маешься? Ну-ка, бросай свои банки, потом сама вымою… Вот как я от тебя уехать могу, если ты помирать надумала?
— Ничего я не надумала. — Мама Нина повернулась к ней, воинственно задрав подбородок и угрожающе свертывая мокрое полотенце в жгут. — Никаким сердцем я не маюсь! Еще и поздоровее некоторых буду… Хлобыстну разок — живо узнаешь! Ишь ты, спорить с кем надумала! Я сказала — поедешь, и все тут. И не поднимай язык на родную мать, не тебе против моего характера упираться!
— Мамочка Ниночка, — вкрадчиво начала Юлия, осторожно подвигаясь к развоевавшейся старушке. — А вот я сейчас тебя скручу, в постельку уложу, полотенцем привяжу и не отпущу, пока не скажешь, зачем мне так уж необходимо от тебя уехать…
— Брысь отсюда! — Мама Нина для проформы шлепнула Юлию мокрым полотенцем. — Сама, поди, знаешь… Кого ты здесь найдешь? Вот. А тебе уж давно пора бы внуков мне нарожать. Одного мальчика и двух девочек.
— Начало-о-ось, — с подчеркнутым отвращением пробормотала Юлия, повернулась и решительно пошла из кухни.
— А оно и не кончалось никогда! — закричала мама Нина сердито, бросила полотенце и пошла за ней. — Ты меня слушать не хочешь, а потом локти грызть будешь! Не убегай, кому говорю… Хоть раз до конца дослушай, я ведь не каждый день тебе талдычу, я тебе дело говорю, я же о тебе думаю, у меня же душа вся изболелась, что ж ты глупая такая… Юленька, детонька, хорошая моя…
Это была старая тема. Еще тогда, в первые дни после больницы, когда Юлька поселилась у мамы Нины, когда они в бесконечных разговорах, в слезах, в хозяйственной суете или в долгом совместном молчании перебаливали случившееся, мама Нина в особенно тоскливую минуту вдруг сказала:
— Ну, ничего, ничего… Ты, доченька, сердце не рви. Вот внучика мне родишь — и все образуется.
— Внучика?.. — Юлька не поверила своим ушам. — Как это — рожу? Как же это я рожу?! Мама Нина, что ты говоришь такое?..
— Не родишь? — Вид у мамы Нины был потрясенный. — Вот тебе и на… Юленька, детонька, а я-то надеялась… Я-то думала: со свадьбой вон как торопятся, за неделю сладили… Не плачь, моя хорошая, прости меня, дуру старую…
К разговору о внуках мама Нина не возвращалась года два. Эти первые два года после гибели Дмитрия к ним часто ездил Сашка. То есть все братья ездили часто, но Сашка — чуть ли не каждую неделю. Юлька не понимала, как мама Нина может радоваться его приездам, как она может вообще спокойно смотреть на него, такого немыслимо похожего на Димку, напоминающего Димку каждым движением, каждым взглядом, каждой улыбкой, и голосом, и родинкой на левом виске, и даже запахом… Сама Юлька спокойно смотреть на Сашку не могла. В ней уже не было того ревнивого возмущения, которое она испытала, увидев его рядом с Димкой, но Сашка ей все равно почему-то не очень нравился. В каждый его приезд она старалась найти любой предлог, чтобы поменьше с ним встречаться, а это было нелегко — он приезжал на выходные, на работу идти Юльке не было необходимости, и, если она все-таки шла в интернат, это выглядело именно так, как и было на самом деле, — она сбегала от него. А он этого будто не замечал. Будто нарочно ходил за ней как привязанный, напрашивался в помощники — даже детей купал! — подарки какие-то привозил. А ее это раздражало, хоть она и пыталась не показывать виду. И наконец мама Нина не выдержала.
