Карах, тоже уже обучившийся придворным политесам, вежливо
ответил:
– Между прочим, любезный король, я имел честь сопутствовать
командиру в опаснейших предприятиях, пока вы у себя в деревне гусей пасли…
– Вот уж чего сроду не делал, – беззлобно ответил
Бони. – У нас в Скатуре гусей не было. Гуртовщиком был, это точно, не
отрицаю, да это ж не позор… Значит, это тоже сподвижник? Ну, в таком случае –
наше нижайшее! Командир в сподвижники кого попало не выберет – вон, один я чего
стою… Писаный балладный персонаж. Вы чего так скептически ухмыляетесь, господин
в очечках? Про меня, чтобы вы знали, самый настоящий поэт самую настоящую поэму
пишет, самым что ни на есть стихослагательным манером – то ли блямбом, то ли
холерой, не помню точно… В пяти частях, с восхвалительным прологом и
прославительным эпилогом. Точно вам говорю, настоящий поэт, из Сословия
Свободных Искусств, в трех университетах учился, книжки печатал. Я его не
уговаривал, сам из Ронеро приблудился…
– И жрет у тебя на поварне, поди, за троих? – невинным
голоском поинтересовалась Мара. – И вино хлещет за четверых, и золотишко у
тебя тянет?
– Не без этого, – чуть смущенно сознался Бони. –
А что поделать? Приличный король должен покровительствовать искусствам,
это везде написано. Мой придворный стихоплет хоть поэмы пишет и репутацию
ценителя искусств мне создает, а просто придворные, все эти там камергеры и
кухмистеры, за те же денежки только милости выпрашивают и золотые вилки с
солонками со стола прут на каждом обеде… Повесил одного с вилкой в зубах, так,
ты думаешь, помогло и перевоспитало? Хрена с два! Хоть к столу солонки
приколачивай, право слово…
– Вот, кстати, о столе, – спохватился Сварог. –
Что же мы стоим, как монументы? Прошу к столу! От души нагромоздили!
К его некоторому удивлению, долгожданные и радовавшие душу
гости уселись за стол определенно нехотя, восторгаясь его роскошью и обилием,
такое впечатление, исключительно для того, чтобы не обидеть радушного хозяина.
Бони лениво пожевал ломтик фаршированной креветками форели. Паколет равнодушно,
будто повинность исполнял, отломил крыло у каплуна, плававшего в сложнейшем
соусе «семь обжор»… Помнивший их аппетит Сварог поначалу недоумевал про себя,
потом спросил прямо:
– Зажрались, ребятки, в королях и баронах?
– Вот то-то и оно, командир… – печально ответствовал Бони,
вороша вилкой салат с таким видом, словно перед ним была отрава. –
Зажрались, зажирели, брюхи ходить мешают… Не было б на свете вина, жизнь и
вовсе смысл бы потеряла… – Он поднял сверкнувший неограненными самоцветами
кубок и решительно осушил его до дна. – Что бы мы делали, бедные короли,
без доброго винца… Между нами, королями, командир, – кто же знал, что
жизнь наша королевская такая паскудная…
– Правда? – серьезно спросил Сварог.
– Святая правда, – не менее серьезно ответил Бони,
приканчивая второй кубок вместимостью не менее чем в полторы бутылки. Щеки у
него моментально раскраснелись прежним деревенским румянцем. – Ты у нас,
конечно, дело другое – у тебя, как ни крути, держава настоящая. У тебя и войны
взаправдашние, как у больших, и дворянские мятежи, я краем уха уже слышал,
солидные, и армия, и университет, и все такое… А вот знал бы ты, какая это дыра
– Вольный Манор! – Его разбирало на глазах. – Неописуемая дырища! Чтоб
ей провалиться со мной вместе! Чтоб только дырка на географической карте
осталась!
Мара, насмешливо наблюдавшая за ним, не преминула тут же
вмешаться:
– Насколько я помню, никто тебя на арирский престол силком
не тащил, в спину оглоблей не подталкивал…
Вопреки обыкновению, Бони не огрызнулся и не отшутился.
Сказал печально:
– Ну что, свалял дурака. С тобой не бывало, что ли?
Отомстить этому гаду, Арсару, конечно, следовало, но вот за каким чертом я на
освободившийся престол влез, сам толком не пойму. Такая уж была обстановка –
воинство мое подзуживало, бароны в пояс кланялись, корону трясущимися ручками
протягивали… Вспомнил я сказки и баллады да подумал: отчего бы нет? В сказках,
господа мои, бравый герой завсегда, спихнувши или прикончивши коварного тирана,
сам на трон садится. Вот я и сел, дубина. Сначала повелел отыскать уцелевших
скатурцев, чтобы облагодетельствовать, – земляки как-никак. Нашли человек
двадцать. Душевного разговора о старых временах не получилось – в пояс
кланяются, признавать боятся, два часа поил, да так и не разговорил толком.
И понял я, что возврата к прошлому нет, особенно когда от прошлого
остались одни головешки. Ну, отсыпал им золотишка да отправил восвояси. И сижу
себе дальше на престоле, как дурак, правлю помаленьку. Вот именно, что
помаленьку: где ж в нашей глуши развернешься? От нечего делать пошел воевать с
соседом – у меня в соседях князь Велембан, совершеннейшая скотина, ободрал
всех, как охотник белку, невест из-под венца утаскивает, половину земель в
Балонге заложил… И что? Он, когда услышал, что мы идем на его столицу,
собрал казну во вьюки и с самой доверенной челядью ускакал в изгнание, как
миленький. – Бони невольно приосанился. – Это оттого, командир, что
кое-какие слухи о наших славных свершениях под твоим мужественным руководством
и до нашей глуши уже докатились, уж прости за прямоту, но и я в лучах твоей
нешуточной славы иногда купаюсь… Репутация образовалась… Ну, что делать? Не
вышло войны. Присоединил я его княжество к моему Ариру по праву ваганума и
вернулся домой, как идиот, ни разу даже мечом никто не махнул… Подданные
триумфальную встречу устроили, поэт мой впереди шагает и оды декламирует – а
меня тошнит от всего от этого…
Паколет, тоже успевший разделаться с парочкой кубков, громко
хихикнул:
– Ты еще расскажи, как они тебе почетные титулы преподнесли…
– Молчал бы ты, баронская морда… – печально отмахнулся
Бони. – Ну да, точно, преподнесли. Собиратель Земель, Победоносный
Воитель, еще как-то там… Подхалимы собрались мою конную статую на площади
возводить, но тут уж я из себя вышел, рявкнул так, что без команды разбежались,
а скульптор, для этой угодливой цели ими за большие деньги из Ронеро
выписанный, с перепугу так из дворца припустил, что за границей только и
остановился… Сижу, правлю дальше. Бароны на цыпочках ходят, самому кусок до рта
донести не дают. Я даже мечтал, чтобы устроили они, наконец, какой-нибудь
заговор – все-таки развлечение, да и можно их потом на воротах развешать… Да
разве от них дождешься? Пятки мне чесать на ночь готовы, доченек в фаворитки
наперегонки так и подсовывают… – Он покосился на Элкона. – Ты, отрок,
уши пока заткни, тебе еще рано про баб слушать…
Элкон преспокойно ответил:
– Могу вас заверить, ваше величество, что мои познания в
этом предмете отнюдь не теоретические.
– Ну, тогда слушай, – махнул рукой Бони. На его
щекастом, сытом лице отобразилось нешуточное страдание. – А эти доченьки –
особая статья и новая печаль. Не успеет из-под тебя вылезти, зараза, начинает
зудеть: мол, нельзя ли папеньке прирезать угодий? Или золотую цепь пожаловать?
Или в камергеры произвести? Да вдобавок каждая в законные королевы рвется.
Однажды подрались – ну, была картина! Бродячий цирк такой комедии не урежет!
Одним словом, командир, вспоминаю я наши с тобой странствия и от тоски чуть
подушку не грызу: как мы от погони бегали, под кустами спали и жрали что
попало, как в Хелльстаде со страху писались, как с демонами в Трех Королевствах
хлестались… – Его голос достиг высот пафосной мечтательности. – И под
смертью ходили что ни день, и по воздуху летали, и по воде улепетывали, весь
мир на нас шел войной… Вот была жизнь! Вот когда человеком себя чувствовал!
