– Она в Готаре сейчас. Дела. Как-никак первый министр, пусть
и довольно эфемерной державы. Прилетит только утром, я думаю.
– Жаль. У вас с ней… легко?
– Пожалуй, – медленно сказал Сварог, почти не
удивившись ее осведомленности. – Очень точное определение. Нам и в самом
деле легко…
– Ну вот… – сказала Яна с непонятной интонацией.
Встала, задумчиво подошла к высоченному глобусу Талара,
легонько крутнула его указательным пальцем – и с тем же непонятным выражением
на точеном личике направилась дальше, к мозаичной стене. Акбар дружелюбно
наблюдал за ней, вывалив язык. Заложив руки за спину, склонив голову к левому
плечу, Яна созерцала произведение старинного скульптора (или как там они
назывались, мастера-мозаичники?), чье имя вылетело у Сварога из памяти.
Выдержанная в изумрудно-синих красках мозаика изображала златовласую
девственницу в старомодном платье, сидевшую под могучим дубом в компании
белоснежного златорогого единорога, только что, надо полагать, ею усмиренного,
ибо зверь сей, как известно даже из школьного курса мифологии, покоряется лишь
непорочной деве, а тем, кто себя не соблюл, нечего и пытаться изображать
дедушку Дурова.
Сварог терпеливо ждал, стоя в свободной позе. Пауза что-то
затягивалась, в библиотеке стояла неловкая тишина.
– Древние считали, что приручить единорога – это
подвиг, – чересчур уж равнодушным тоном сказала Яна, оборачиваясь к
нему. – Увы, мне этот подвиг уже никогда не совершить…
Сварог едва не пробормотал по инерции какую-то светскую
бессодержательную глупость вроде «Вот как?» – одну из тех никчемушных реплик,
что ничегошеньки не значат, но тем не менее помогают поддерживать беседу. Но до
него довольно быстро дошло, сообразил, что к чему и каков тут лежащий на
поверхности подтекст, и почему она так уставилась – словно бы с вызовом, с
комической важностью девочки, впервые надевшей взрослые туфли на высоких
каблуках или платье с вырезом. Ах, вот оно что… Свершилось, понимаете ли, и мы
теперь ничем не хуже прочих, испробовавших взрослые тайны… Но как прикажете
держаться? Чтобы обошлось и без пошлости, и без равнодушия – каковое, думается,
заденет ее еще сильнее, нежели пошленькая реплика… Задачка.
Яна ждала, напряженная, серьезная и невинно прекрасная.
Принужденно улыбнулась:
– Вот такие дела…
Сварог осторожно сказал, отгоняя крутившуюся в голове крайне
соблазнительную картину воспитания этой вертихвостки при помощи мощного
солдатского пояса:
– Наверное, следует поздравить? Смотря как ты сама к этому…
Она на миг опустила глаза:
– Я не сказала бы, что встретилась с чем-то неприятным,
пожалуй, наоборот… – Тихо подошла, остановилась перед ним, подняла лицо: – Ты
можешь объяснить, почему вы такие?
– Кто?
– Мужчины, конечно!
– Да какие? – спросил он в полнейшей растерянности.
«Вперехлест тебя растуды через пьяного осьминога! –
припомнил он одно из любимых присловий боцмана Блая с „Божьего
любимчика“. – Неужели у тебя подружки не нашлось, чтобы с ней об этом
пошептаться?!»
– Мне нужен серьезный совет, – сказала Яна. –
Я ни с чем подобным еще не сталкивалась, приходится учиться на ходу…
– Изволь. У меня и в мыслях нет зубоскальства.
– Уже через неделю он начал вести себя совершенно
неприемлемым образом, – тихо, почти бесстрастно сказала Яна, словно
излагала заученную теорему строго по учебнику. Она вновь опустила глаза. –
Как некий хозяин, имеющий право и покровительственно держаться, и давать советы
совершенно непререкаемым тоном, вообще вел себя так, словно я кукла, вещь,
словно у меня нет мозгов, желаний и воли, да и не должно быть, ни собственных
стремлений, ни права голоса… Дело не в том, что он простой гвардеец, а я –
императрица, совсем не в том… По-моему, любая горничная полезла бы на стену от
такого обращения… Как объяснить…
– Я, кажется, понял, – сказал Сварог. – Тебе
просто подвернулся… неправильный объект. Дурак и ничтожество. Уж поверь моему
опыту, умные ведут себя совершенно иначе, и такие типы вовсе не олицетворяют
собою весь мужской род… Я бы рискнул посоветовать…
– Спасибо, уже не нужно! – она вскинула огромные синие
глаза, сверкнувшие холодной венценосной спесью. И вмиг из растерянной девочки
обратилась в Высокую Госпожу Небес. – Все и так завершилось быстро и
решительно. Данный субъект, в одночасье осыпанный повышениями и регалиями,
после завершения сего золотого ливня моментально отправлен на Сильвану.
Протирать штаны на одном из высоких, почетных, но совершенно бесполезных
постов. С недвусмысленным напутствием подольше там оставаться и по собственному
желанию на Талар ни в коем случае не возвращаться. Иначе потеряет все
жалованное.
– Поздравляю, – серьезно сказал Сварог. – Так и
следовало.
Он редко появлялся в «обществе», но кое-какие светские
сплетни до него все же долетали – гости заглядывали частенько, особенно
старички из Геральдической коллегии и принц короны Элвар, любитель как ядреной
самогонки, так и свеженьких придворных сплетен. Так что Сварог поневоле был в
курсе иных нашумевших перемещений, падений и взлетов. Ну да, вот именно, три
дня назад некий герцог и лейтенант Яшмовых Мушкетеров, красавчик, повеса и
болван редкостный (родовит весьма и, кстати, как раз из «ближнего круга»),
неожиданно для всех был уволен из гвардии, получив взамен нереально для него
высокий чин гражданской службы, орден Высокой Короны с цепью – и в тот же день
отбыл на Сильвану возглавлять одну из канцелярий. Феерический взлет для ничем
не примечательного светского хлыща, необъяснимый одной лишь знатностью
рода, – хватало придворной шушеры и родовитее. О причинах, что самое
интересное, толком не знал даже Элвар – скучающий небесный бомонд при всей
своей испорченности, мило именуемой легкостью нравов, все же не додумался до
очевидного…
– Знаешь, что самое печальное? – сказала Яна,
отворачивая чуть порозовевшее личико. – Я бы не прочь расширить полученный
опыт… но в следующий раз заранее буду подозревать самое худшее, бояться, что
получится еще унылее, что сама я никого и не интересую, что всем нужны лишь
проистекающие возможности, милости и ордена… Теперь я понимаю, почему иные
летают на землю и живут там инкогнито…
– Это у тебя пройдет, – сказал Сварог со всей возможной
убедительностью. – Вот такие коллизии, хотим мы того или нет, как раз и
называются жизненным опытом. Скверно, конечно, но пока не споткнешься на ровном
месте, шишек не набьешь…
И вспомнил собственную законную супружницу – уже как сон,
как что-то насквозь нереальное. Вся прошлая жизнь уже казалась подзатянувшимся
сном.
– Хорошо еще, что я не влюбилась, – сказала Яна
задумчиво. – Иначе было бы тяжелее.
Сварог чувствовал себя чертовски неловко. Вряд ли он годился
в поверенные сердечных тайн милых девиц – по его глубочайшему убеждению,
выбранное взбалмошной девицей на такую роль существо мужского пола обязано быть
либо ветхим старцем, либо законченным импотентом, и никак иначе. Ни отцовских,
ни братских чувств он в глубинах своей незатейливой души не ощущал вовсе.
Скорее уж, если взглянуть правде в ее бесстыжие глаза, его чувства были полной
противоположностью вышеназванным. Особенно после только что прозвучавших
признаний, когда в душе ворочалась и порыкивала завистливая ревность к
счастливчику, ухитрившемуся всего-то оказаться под рукой в нужный момент, а
более ничем не примечательному…
