Что ты говоришь?
Драур не мог умереть просто так. Ты не ошибся?
ИСКРА погасла, Лаллирель! На моих глазах! Это может означать только одно…
Это ничего не может означать. Ты знаешь, что драуры бессмертны? Его погасшая ИСКРА означает лишь то, что у него кончилась энергия. И он сейчас где-нибудь валяется бесчувственным бревном. Конечно, его легко могут принять за обычного мертвеца, и тогда…
Я понял тебя! – Во мраке отчаяния внезапно забрезжил лучик света. – Постарайся отыскать тело до того, как… сама понимаешь. В крайнем случае, сделай все, чтобы его устроили в склепе так, чтобы труп можно было легко забрать оттуда. А я тем временем что-нибудь придумаю!
Лорд Лоредар прервал связь и, улыбнувшись, небрежным жестом сбросил опустевший флакон со стола. Хрупкое стекло, столько лет хранившее жизненную искру, разбилось, разлетевшись сотнями крошечных осколков. Пока дочь думает, как организовать «пышные похороны» и потом тайно переправить тело к хозяину, он успеет придумать, где добыть новую искру. А потом он вернет драуру подобие жизни – и сполна насладится местью!
Обычно Лаллирель старалась не показываться в центральной части дворца без крайней необходимости – она знала о существовании конкурентки-Видящей и понимала, что рано или поздно та вычислит наличие еще одной волшебницы. Нет, в больших поместьях-столицах иногда жило по нескольку Видящих: Хозяйка, в ведении которой находился весь Остров, а также ее помощницы и «личные» волшебницы некоторых знатных семейств. Например, у каждой семьи Наместников была такая. Это позволяло Ордену контролировать не только умы и настроение общества, но и отслеживать любые проявления магии и неповиновения. Император Хаук сломал отлаженную систему, уничтожив Орден Видящих. Теперь каждая волшебница была как бы сама по себе, отчитываясь только перед императрицей и – формально – своими сестрами. Это еще приведет к перегибам на местах, но сейчас… Сейчас Хозяйка Острова – и личная целительница семейства Наместников Серебряных – легко могла догадаться, что здесь появилась «лишняя» волшебница. Тиамар доносил ей, что Карадор уже записал ее в главные подозреваемые по «делу о покушении на Льора». И она недавно засветилась, когда, выдав себя за целительницу, отвела глаза этой полукровке Таре и высосала из нее добрую половину энергии, лишив драура подпитки. Надо быть очень осторожной, чтобы все не испортить!
С этой мыслью Лаллирель рискнула покинуть свои покои. События выходили из-под контроля. Драур мертв, Тиамар арестован за попытку натравить Преданных на Тару. Что будет дальше?
По всему выходило, что ей срочно надо перебираться в более укромное место – своей выходкой командир Преданных мог только все испортить.
Простые эльфы и слуги-альфары равнодушно провожали взглядом высокую красивую леди, идущую по своим делам. Никто не подумал поинтересоваться, куда знатная дама держит путь. Но ей пришлось-таки остановиться, когда уже внизу, на выходе из дворца, ей на пути попался лорд Тиамар собственной персоной.
В начищенной кольчуге, коротком плаще и высоких сапогах, командир когорты Преданных был очень хорош. Шлем он нес в руке, придерживая другой рукоять кривого меча. За спиной его торчали крест-накрест короткий лук и тул со стрелами – ибо каждый из Преданных считался и должен быть отменным лучником. За ним по пятам, чеканя шаг, двигались шесть легионеров-Преданных в полном боевом облачении. Учитывая его обещание прикончить волшебницу, появление воинов здесь было вполне объяснимым.
– Ты куда? – остановилась Лаллирель и по привычке опустила руку в складки одеяния. Конечно, это не балахон Видящей, где во внутренних карманах всегда полно заряженных энергией амулетов, а про посох можно забыть, но она все-таки опытный боевой маг и просто так сдаваться не намерена.
– Я решился. – Лорд посмотрел сквозь нее гордым взором орла. – Я поднимаю Преданных!
– Что?
– Преданные повинуются мне. Я отдам приказ – и они атакуют дворец. Казармы Серебряных Стрел недалеко, но они не успеют прийти на помощь.
– Ты… что? – Волшебница не поверила своим ушам.
– Мне надоело терпеть и ждать! А после того, как Наместник приказал арестовать моих легионеров и меня самого…
– Он сообщил тебе, что ты арестован?
– Нет, но…
Видящая подавила вздох. Эти мужчины иногда чересчур прямолинейны. «Убрать» у них почти всегда означает «убить», если речь идет о живом существе, и «засунуть куда подальше, лишь бы глаза не мозолило», если о неодушевленном предмете.
– …ты знаешь, что только что приказал Фейлинор? – вернул ее к насущным проблемам Тиамар. – Он отдал приказ о переформировании когорты! Преданные – это мое детище. Я создал их такими, какие они есть. Только я имею право ими командовать!
Оборвав сам себя, Тиамар решительно направился прочь. Шесть легионеров, все это время живыми статуями стоявшие позади, последовали за ним.
Дождавшись, когда все внутри успокоится, Фрозинтар открыл глаза. Он был жив, он не умер, но почему у него такое чувство, словно только что произошло нечто непоправимое?
Рядом с ним шевельнулось мягкое, нежное, теплое тело, и драур поймал взгляд прильнувшей к нему женщины.
– Что это было?
– Не знаю, – прошептала она и, подняв руку, провела ладонью по его лицу. – Но, наверное, это и называется счастьем. Ты был когда-нибудь счастлив?
Фрозинтар прислушался к себе.
– Да, был, – с неохотой признал он.
Но это было так давно – в другой жизни. В той, где у него была своя лаборатория, любимая жена, грандиозные планы на будущее, ждущие своего воплощения идеи… Потом все рухнуло, и, очнувшись много веков спустя, он успел забыть за прошедшие сто лет, что такое чувство покоя и уверенности. И как выглядит счастье, отраженное в женских глазах.
Фейнирель взяла в ладони его лицо и поцеловала в губы.
– Спасибо. Благодаря тебе я снова живу!
И эти простые слова неожиданно заставили Фрозинтара очнуться. Он как бы увидел все со стороны.
Два тела, сплетенные на мятых простынях. Всклокоченная постель – очнувшись от первого приступа страсти, они все-таки перебрались в спальню, подальше от случайных взглядов придворных. Обнаженная женщина прижимается к нему, обнимает ногами и руками и смотрит снизу вверх счастливо и утомленно. Между их телами нет никаких преград. Драур чувствует ее всю, всей кожей.
Он сам не помнил, как они добрались до постели, как рухнули на нее, как, тяжело дыша и рыча от нетерпения, путаясь руками, мешая друг другу и от этого спеша еще больше, избавлялись от лишней одежды. Собственно, ее избавлять было не надо – полупрозрачную сорочку он порвал одним движением еще в зале, отшвырнув, как ненужную тряпку, и сразу обрушился на раскинувшееся тело всей массой. Она вскрикнула – он испугался, что сломал ей что-то, – но потом все закружилось, запуталось, превратилось в вихрь, в бурю, которая сейчас улеглась, выбросив два все еще сплетенных в объятиях обломка страсти. Но неужели у него все получилось?
