«Такого генерала, как вы хотите, у нас нет, — ответил мне полк. Хаусманн. — Если бы он был, то вы его знали бы. Есть много очень порядочных и хороших людей, но они уже не генералы. Они отучились приказывать нужным тоном, да и не знают, что приказывать. Поэтому лучше всего, при возникновении такого народного движения, в которое может при удаче вылиться Ваше начинание, назначать командира из местных сил или отобранной эмигрантской молодежи. Отсутствие чисто военного образования никакого значения не имеет, а взаимное чувство доверия гораздо важнее. Немцы оказали нам услугу, не пустив эмигрантов на фронт, а то они там такую толстовщину поразвели бы, что самым заядлым республиканцам и в голову не придет. Вы сами говорите, что со взводом неблагополучно, а командует им эмигрант. Почему? Да потому, что он болен РОВСовской закваской, совершенно неприменимой при политической борьбе, а здравого политического мышления, по-видимому, не имеет. В этом все дело».
Я вернулся в легион с тяжелым сердцем, но не мог не согласиться с Хаусманном, что наша эмиграция морально совершенно не готова к принятию участия в важных событиях; что за глупейшими гуманитарными соображениями о каких-то «народных правах» они дождутся полного уничтожения этого самого народа; что сотни, а может быть, и тысячи эмигрантов могли бы быть на фронте, если бы действительно хотели этого, а они, вместо этого, разводят слюни о защите территории от «внешнего врага», воображая, что немцы могут победить Россию! Немцам России не победить, а вот душевное гниение действительно может привести к исчезновению с лица земли когда-то великого народа. Но об этом все еще не могут задуматься.
Вернувшись из Берлина, я, конечно, не стал посвящать Липперта во все детали моих мыслей, но просто доложил, что офицеры найдутся и что настало время оценить настроения населения. На следующий же день я устроил сход крестьян в помещении комендатуры, которым сказал приблизительно следующее: «Вы все прекрасно знаете разницу между большевиками, немцами и нашей валлонской частью. Не мне, русскому белому эмигранту, объяснять вам, живущим все эти годы тут, что такое большевизм и колхозы. Также не мне; носящему германскую форму, объяснять вам, что такое немцы, — вы их видите здесь вот уже два года. Вы напрасно их теперь ненавидите, так же как напрасно ожидали, что они почему-то спасут нас от большевиков. Пора понять, что немцы служат не России, а Германии. Они защищают свою родину, и нам это должно быть понятно. Но нас-то, Русских, прежде всего волнует и интересует судьба нашей Родины, нашего народа. Так вот, для того чтобы наша Родина была счастлива и могуча, чтобы мы, Русские, могли жить свободно и хорошо — нам необходима Русская Национальная государственная власть достаточно сильная, чтобы защищать Правду. Правда, т. е. то, что для нашего русского народа является действительно правдой, — это то, чему учит нас наша православная Церковь. Но для утверждения этой Правды нужна Национальная Государственная Власть, и властью этой, нашей, родной по крови, русской, может быть только русский царь, а не интернациональный сброд, сидящий теперь в Кремле. Наши отцы и наши деды славно жили при Царях. Только подлецы могут говорить противное. Но мы, простые русские люди, загнаны в угол. Со всех сторон наше тело рвут злобные псы. Мы не в силах сражаться сразу со всеми. Поэтому надо бить врага по очереди. 30 лет уже шайка правит нами, а мы не в силах им свернуть шею. Вот почему для меня вопрос ясен. Я думаю, что с немцами мы можем договориться, т. к. они не могут нас разбить. Им придется или договориться с нами или проиграть войну. А вот с большевиками мы можем справиться, только воспользовавшись этой войной. Партизаны, заполняющие леса, должны были бы повернуть оружие против большевиков и подумать о завтрашнем дне. Иначе придется чесать затылки. Во всяком случае, ясно одно: наша валлонская часть не останется стоять тут до бесконечности. Нас заменят или немцы или большевики. Вы знаете и тех и других. Поэтому я предлагаю желающим теперь же записаться в новый добровольческий отряд, который будет создан при бельгийской бригаде. Сначала это будет отдельная вспомогательная рота, вооруженная оружием, взятым у большевиков. Мы примем участие в боях против большевиков, сначала в этой форме, но при первой же возможности будем сражаться сами по себе. Заранее говорю, что наша цель — сбросить большевизм и дать России русскую национальную власть — Русского Православного Царя».
В ту же ночь ко мне пришли три крестьянина и, покачав головами, сказали, что думают, что меня убьют, если не большевики, то немцы. Я им ответил, что немцы не убьют, так как я им всегда и говорю и пишу тоже самое, а вот против большевиков я действительно сражаюсь, и они, конечно, могут меня убить, но на то и война. Поговорив на разные темы, они тогда спросили, не желаю ли я встретиться и поговорить с начальником одного из партизанских отрядов. Я ответил, что сам к нему не пойду, т. к. иначе немцы меня действительно могут посчитать за изменника, но что ко мне может всегда прийти кто угодно, так как я уверен, что само население сумеет меня в случае надобности защищать. Этот знаменательный разговор открывал огромные возможности, так как, если бы действительно партизанские отряды, состоявшие из местных крестьян, трепетавших от одной мысли о возможном возвращении красных, стали массами вливаться в наше движение, то большевизму грозит неминуемый конец. А при розенберговской политике немцев местным крестьянам не было никакого иного выхода, как идти в партизаны, хотя они не были никакими коммунистами.
Все эти события происходили на Рождество 1943 года. На фронте продолжалось затишье. В моей комендатуре постоянно толпились приходившие крестьяне, с которыми я и говорил совершенно просто и откровенно на решительно всякие темы. Вскоре у меня оказались записанными около 200 человек добровольцев, с которыми следовало начинать формирование, но по некоторым соображениям я затягивал решительные шаги. Дело было в том, что я прекрасно знал, что большевики взяли Черкассы и прошли нам в тыл, что через Киев также продвинулись значительные силы, и что мы, следовательно, находимся в глубоком мешке. Предстояла эвакуация, и я мог, без всякой пользы для дела, погубить массу людей, доверившихся мне. Обсудив этот вопрос, я решил, что все те, кто действительно пойдут с валлонцами в момент эвакуации, явятся впоследствии ядром Ополчения, но что толкать на это я никого не буду.
Намечавшееся движение я решил назвать «Российское Народное Ополчение». И, собрав в своей комендатуре тех добровольцев, которые мне казались наиболее заслуживающими доверия, я высказал им эти мысли. Они полностью одобрили мое решение, но тот факт, что я посоветовался с ними, был им безусловно приятен. На этом совещании я сказал, что нашим знаком будет наш Православный Крест с надписью «Сим Победиши!» который каждый должен вышить на своей рубашке, на сердце. Высота креста должна равняться 10 сантиметрам, а надпись — проходить по большой перекладине. Каждое Богослужение должно заканчиваться пением «Спаси Господи, люди твоя» с упоминанием в конце Имени Великого Князя Владимира Кирилловича, о жизни которого я рассказал крестьянам. Я всем категорически и определенно сказал, что на наших знаменах будут Православные Кресты и что нашим лозунгом является древний русский девиз: «За Веру, Царя и Отечество!», что наша цель есть восстановление Православного Русского Царства и коронование Православного Русского Царя. С самых первых шагов я решил не допускать никакой двойственности и никакой неясности. Только твердо зная, за что борешься, можно прийти к желанной цели.
