Вообще дед легко мог организовать нам путевки в «Артек» или в любой другой хороший пионерлагерь. Он долгое время проработал первым секретарем райкома, ездил на разные съезды республиканского и всесоюзного значения, имел немало влиятельных друзей. НО. Партийцем был идейным, свято верил в победу коммунизма и обладал славой кристально честного человека. Чем сильно затруднял жизнь своей семьи.
Когда бабушка Тата заикнулась о покупке радио, мол, Драстамат-джан, свет очей моих, пусть Бог дарует тебе вечную удачу, здоровье и долгие годы процветания, тебе и твоим партийным друзьям! И их семьям!
— Так, — напрягся дед.
— У всех наших друзей есть радио, почему бы и нам не купить? — затрепетала Тата.
— Тата, ты мне не жена, а классовый враг! — стукнул по столу кулаком дед. — Половина жителей нашей республики до сих пор живет без радио и не имеет представления о рекордном урожае хлопка в Узбекской Советской Социалистической Республике. А ты, мещанка такая, просишь у меня радио!
— Драстамат, — пошла обходными путями Тата, — если у второй половины республики уже есть радио, то почему бы и нам не купить? Подумай сам: Лева учится в шестом классе, Юрик — в четвертом. Зоя пошла в первый класс. Разве это порядок, когда дети первого секретаря райкома ничего не знают о рекордном урожае хлопка в Узбекской Советской Социалистической Республике? Дай бог здоровья и долгих лет процветания тебе, твоим партийным друзьям, их семьям, а также всему узбекскому народу?!
Драстамат от возмущения побагровел и заговорил лозунгами.
— Только после того, как наш сосед Леван! Купит радио! Только после этого! И мы купим! Ясно? — пророкотал он и, хлопнув дверью, закрылся в кабинете. Медитировать на партбилет.
Зачем глухому как пень Левану, который круглый год спасается от сварливой жены, запираясь в хлеве, радио, Драстамат уточнять не стал. Видимо, из каких-то идейных соображений.
— Мам, — обступили Тату дети, — и чего теперь? Радио не будет?
Тата вздохнула, усадила детей делать уроки, а сама пошла пропалывать огород. Потому что жене первого секретаря райкома, учительнице математики и матери пятерых детей не пристало покупать овощи на базаре. Не дай бог люди подумают, что ее муж разворовывает народную собственность и на эти нетрудовые доходы содержит семью!
Тата споро прополола огород, замесила тесто для хлеба, вычистила от помета курятник, подмела двор, приготовила обед, проверила тетради сыновей и выпорола каждого палкой для взбивания шерсти. А потом, собравшись с духом, пошла к мужу. Мириться.
— Драстамат, — поскреблась она в дверь кабинета, — чаю будешь?
— Налей мне кипятку, — зашуршал страницами «Капитала» Драстамат, — сахару не надо, оставь детям.
С возрастом дед ничуть не изменился, поэтому, когда замученная нашими шкодливыми выходками мама подняла вопрос о лагере, никто не сомневался, что путевки он возьмет только в «Колагир».
«Колагир» был совершенно невзрачным пионерлагерем местечкового масштаба, находился в часе езды от нашего городка, отличался скромными интерьерами и отвратительной кухней. Впрочем, об этом мы пока не догадывались и, потирая руки, строили планы на предстоящий сказочный отдых.
— Почти целый месяц без взрослых! Делай что хочешь! Разводи костры, уди рыбу, играй в казаков-разбойников, стреляй из рогатки! — перечисляла Каринка.
— Не надо на скрипке по два часа в день пиликать, — закатывала глаза Манька.
— И на пианино играть не надо, — поддакивала я.
— Вот оно счастье, — вздыхали хором мы.
Потом зазвенел телефон, и мы рванули отвечать. После небольшого мордобоя трубку все-таки подняла я.
— Але!
— Сделали, — раздался таинственный шепот.
— Что сделали?
— Клизму.
Я крепко задумалась.
— Чивой это? — Манька с Каринкой, затаив дыхание, следили за выражением моего лица. Выражение лица, видимо, было невнятным, поэтому они полезли мордочками в трубку и заорали: —А кто это и чего надо?
— Грю, клизму сделали, — зашипела трубка.
— Чего говорит?
— Говорит — клизму сделали. А, это Маринка! — осенило меня. — Марин, это ты?
— Я!
— А чего шипишь?
— Я не шипю… шиплю, я шепотом говорю, чтобы Сурик не слышал. А то он дразнится, — объяснила Маринка.
— И как ты себя чувствуешь?
— Не знаю. Там посмотрим. Я чего звоню. Вы не ходили к Инге?
— Неа, ну мы же обещали, что не пойдем без тебя.
— Спасибо, — обрадовалась Маринка, — ну все, тогда до завтра.
— До завтра. — Я положила трубку.
Девочки смотрели на меня во все глаза.
— Ну?
— Говорит — клизму сделали. Завтра пойдем подглядывать за Ингиной тетей.
— Надо было предупредить, чтобы она не ела сушеного кизила, — проворчала Каринка.
— Ну, она же не дура!
— Не дура. Но предупредить надо было.
Я хотела набрать Маринке, но тут из гостиной вышла Ба и сказала, что уже восьмой час, и им с Манюней пора домой. Мы с сестрой сначала проводили их до двери, потом долго махали вслед с балкона, а Манька ежеминутно оборачивалась и посылала нам воздушные поцелуи. Потом она споткнулась, чуть не упала, заработала мощный подзатыльник от Ба и понуро поплелась дальше. Но если вы думаете, что на этом Манька успокоилась, то очень ошибаетесь. Оборачиваться она больше не стала, но завела руку за спину и периодически «трепыхала» нам ладошкой.
Бабуля с умилением наблюдала за нами.
— Вот ведь какая у вас дружба хорошая, — улыбнулась она.
— Какая дружба?
— Дружба с Манечкой.
— Бабуль, дружба у нас с Маринкой из тридцать восьмой. И с Риткой из тридцать пятой. А с Маней у нас это… — Мы крепко задумались, что же у нас с Маней.
— Родство душ? — подсказала бабуля.
— Да! — обрадовались мы. — У нас с Маней вотэто-вот, и еще она нам как сестра!
— Ну и славно. — Бабуля мелко перекрестила сначала нас, а потом Ба с Маней. — Пусть все у вас будет хорошо!
Мы захихикали.
— Если бы Ба видела, что ты ее в спину перекрестила, она бы задала тебе жару!
Потом мы какое-то время пугали бабулю рассказами о том, что если летучая мышь вцепится тебе в лицо, то оторвать ее вжисть не сможешь.
— Да ладно, — прятала улыбку бабуля.
— А то! И еще в озере Цили, недалеко от которого находится пионерлагерь «Колагир», водятся двухголовые змеи.
— Уж прямо двухголовые, — смеялась бабуля.
— Ага, двухголовые, одна голова с этого конца, а другая с другого. Эти змеи выползают ночью на берег и заглатывают всех людей на своем пути.
