А дома вас дожидаются книжки, все в нарядных обложках, как в серии «Библиотека мировой литературы для детей», — голубенькие, желтые, красные и салатово-зеленые. Произведений в них намного больше, чем написали авторы. По сто романов Марка Твена, Жюля Верна, Эно Рауда, Астрид Линдгрен… Много-много прекрасных, нечитаных книг.
Конечно, не все маленькие девочки мечтали о таком количестве книг, и не все они жили на улице Ленина. Но я даже не сомневаюсь, что ни одна из этих девочек не отказалась бы от платья с длинным шлейфом и изящных туфелек на небольшом каблучке.
Этот комплект мечты у нас назывался «принцессино платье». Разбуди любую из моих сестер глубокой ночью, и на вопрос: «Чего тебе хочется больше всего на свете?» — она бы ответила: «Принцессиного платья».
Все, кроме Каринки. Каринка, в отличие от остальных девочек, мечтала о мотоцикле, чтобы он громко делал «дрыннн-дрыннн-дрыннн», и о ружье как у Гойко Митича из фильма «Чингачгук — Большой Змей».
Мы, конечно, подозревали, что Каринка вообще неправильная девочка, но боялись об этом говорить вслух.
— Нарин, а Каринка самашедшая, да? — воровато озираясь по сторонам, спрашивала Гаянэ.
— Ш-ш-ш, — пугалась я, — что ты такое говоришь, Гагасичка?
— Ну, или ненормальная, — не сдавалась сестра.
Если остальные девочки после передачи «В гостях у сказки» принимались рисовать принцесс, чтобы отправить на совсем непонятный адрес: гмосква Шаболовка 37, тете Вале («Мам, а что такое Шаболовка?» — «Название улицы». — «Это понятно, что название улицы, но слово «Шаболовка» что означает? И что такое гмосква?»), то Каринка находила для себя занятие поинтереснее. Она внимательно изучала анатомический атлас человека, а потом ходила за нами по пятам, пребольно тыкала под ребра и говорила — вот тут у вас находится печень, ясно?
— Врачом будет, — радовалась мама.
— Или убийцей, — хмыкал папа.
— Юра, как можно такое о своей дочери говорить? — стучала мама по дереву.
— О дочери нельзя. А вот насчет Каринки я не совсем уверен. Может, и можно.
Поэтому если на дни рождения остальным девочкам перепадали платья и куклы, то Каринке дарили брючные костюмы из пуленепробиваемой ткани или игрушечные танки и грузовики. Сестра в два счета разбирала игрушки на мелкие винтики и, довольная собой, уходила на улицу — терроризировать мальчиков.
— Замуж ее надо во Владивосток выдавать, — качала головой Ба, — а то в наших широтах ни одна свекровь не согласится на такую невестку.
Однажды, ранним августовским утром, в нашей квартире раздался звонок. Я в это время чистила зубы, поэтому побежала к телефону с зубной щеткой во рту. Нужно было как можно скорее снять трубку, чтобы звонок не разбудил маленькую Сонечку.
— Ойе!
— Чего это ойе? — опешила Манька.
— Поои! — Я кинулась в ванную, прополоскала рот и вернулась обратно. — Это я зубы чистила.
— А что такое «поои»? — не унималась Манька.
— Подожди, неужели непонятно?
— Мария, ты поздоровалась? — прогрохотала Ба. Я инстинктивно втянула голову в плечи. То, что Ба находилась в двух кварталах от меня, ничего не означало. Громовые раскаты ее голоса ввергали в ступор любого ребенка в любом конце земного шара.
— Ой, Нарка, извини, — прошептала Манька и, прочистив горло, важно выговорила: — Здравствуйте!
— Здравствуйте, незнакомая Маня.
— Хихихиииии, — захихикала Манька, — скажешь тоже — незнакомая.
— Чего звонишь в такую рань?
— Нарка. У меня новость. Дочь Шаапуни выходит замуж. Ну ты помнишь, да?
Я, коцечно, помнила. Дочь Шаапуни, Агнесса, была самой красивой девушкой нашего городка. Когда она шла по улице, то все оборачивались ей вслед. Еще бы, если у тебя густые смоляные волосы, изогнутые в полуулыбке губы и серые глаза, то редкий мужчина может пройти мимо не обернувшись. Агнесса недавно выучилась на педиатра и вернулась домой уже помолвленной девушкой.
Свадьбы в нашем городе традиционно игрались осенью, но жених Агнессы учился в Москве, и к началу сентября ему нужно было возвращаться в столицу. Поэтому торжество назначили на август. Иначе Агнессу без свидетельства из загса не поселят в общежитии с мужем.
— Нарк, а знаешь чего? — продолжила Манька. — Сегодня у Агнессы последняя примерка свадебного платья. Придет портниха и на ней будет подгонять этот, как его, ну… опять забыла… скелет, во!
— Какой скелет? — испугалась я.
— Корсет! — прогрохотала Ба. — Корсет, горе мое!
— То есть корсет, — быстренько исправилась Манька.
— А-а, — кивнула я, — ух ты, как здорово.
— Ну?
— Чего ну?
— А чего не спрашиваешь, что такое корсет?
— — Да я лучше у мамы спрошу, а то Ба сейчас снова будет ругаться, — струсила я.
— Ничего она не будет ругаться, она уже вчера меня отругала за то, что я этого не знаю. Ну и с утра еще добавила. Так что запомнила я на всю жизнь. Корсет — это такая штука, которая будет крепко обтягивать талию и грудь Агнессы. Правильно я говорю, Ба? — заюлила хвостом Манька.
— Правильно!
— И чего? — поторопила я Манюню, потому что папа, грозно выпучившись, тыкал пальцем в свои часы, а потом в телефон. Ясно было, что ему куда-то надо срочно звонить.
— А того! Агнесса сказала, что я могу прийти на примерку. А я за тебя и Каринку попросила. Так что мы втроем идем на примерку Агнессиного платья!!!
— Когда? — подскочила я.
— К одиннадцати утра.
— Ура! — запрыгала я. — Манька, ты настоящий друг!
— А то я не знаю, — важно сказала Манька и отключилась.
— Ну наконец-то, — вырвал у меня трубку папа, — вроде еще маленькая, а уже так долго разговариваешь по телефону!
Я побежала на кухню, делиться радостной новостью с мамой и сестрой.
— Это замечательно, только сначала нужно позавтракать, — сказала мама.
— Мам, я не буду смотреть на голую Агнессу, я отвернусь, когда она будет переодеваться, — зачастила я, быстро-быстро намазывая на хлеб масло.
— Ну и дура, — покрутила пальцем у виска Каринка, — когда ты еще Агнессу голой увидишь?
Но мама сказала, что если Каринка будет смотреть на голую Агнессу, то она не отпустит ее на примерку.
— Ладно, не буду, — надулась сестра.
Перед выходом мама вручила нам коробку шоколадных конфет.
— Это Агнессе. Ведите себя хорошо, ладно? И сразу после примерки уходите, а то в доме полным ходом идет подготовка к свадьбе, людям не до вас.
— Хорошо, — кивнули мы.
Во дворе мы встретились с Маринкой из тридать восьмой квартиры. Маринка стояла над большой дождевой лужей и изучала в ней свое отражение.
