Тетивалин погреб оказался большим и темным и выглядел, как пещера Али-Бабы. Освещался он старой масляной лампой, а по углам стояли пузатые глиняные карасы. Я не удержалась и потянулась потереть лампу — вдруг оттуда вылетит джинн!
— Осторожно, стекло горячее, — предупредила тетя Мариам.
Манька важно обошла погреб вдоль и поперек, а потом с видом знатока постучала согнутым пальцем по одному из карасов:
— Вы тут золото и драгоценности храните?
— Ага, — хмыкнула тетя Мариам, — сейчас я как раз немного золота отсыплю.
И она стала доставать из самого маленького караса что-то темное, пахнущее специями и чесноком.
— Ой какой запах! А что это такое?
— Это маринованная свекла. Мы ее приготовили по старинному молоканскому рецепту. Любите свеклу?
— Любим, — соврали мы.
— Это очень хорошо, — тетя Мариам наклонила карас, — Манюня, подставь миску, зальем туда немного рассола, чтобы свекла не засохла.
— Шикиблеск, — принюхалась Манька к ядреному запаху маринада, — теперь я даже не знаю, что лучше пахнет — маринованная свекла или детское мыло с ароматом клубники.
Потом мы пошли в дом. Я вышагивала впереди, важно несла миску и думала, что никогда не надо быть жадной. «Вот, не зря в сказках говорят — делай добро, бросай в воду, — шепнула я Маньке, — сначала я тебе дала понести миску, а теперь ты — мне».
— Это потому, что я сказочная, — не растерялась она.
Тетя Мариам накрыла на стол и стала угощать нас маринованной свеклой.
Мне свекла не понравилась, и я поела хлеба с сыром, а Манька была в восторге. Она ела и ела и не могла остановиться.
— Манечка, ты бы положила себе отварной картошки, — забеспокоилась тетя Мариам, — нельзя так много маринованного есть!
Но Манька и ухом не повела.
— Ах как вкусно, — хрустела она свеклой, — ничего вкуснее я не ела!
В считаные минуты моя подруга опустошила всю миску, съела даже дольки чеснока и зелень, которыми обильно приправили маринад. На радостях хотела еще лавровый лист сжевать, но тетя Мариам решительно отобрала его. Зато Манька не растерялась и выхлебала весь рассол. Вместе с горошинами черного перца.
И тете Мариам ничего не оставалось, как идти снова в погреб за очередной порцией свеклы. Манюня, наверное, и эту порцию бы съела, но тут Ба окликнула нас, и мы побежали домой.
А спустя какое-то время Маньке стало плохо. Так плохо, что у нее поднялась температура. Ба рвала и метала. Она позвонила тете Вале — узнать, чего такого ела Манька, и бедная тетя Мариам прибежала к нам вся в слезах.
— Я ей говорила, что не надо так много маринованного есть, а она меня не послушалась!
Ба мигом поставила Маньке клизму, сначала с кипяченой водой, потом с настоем ромашки. Манька бегала в туалет и винила во всем меня:
— Если бы ты тоже поела свеклы, то мне бы меньше досталось! И я бы тогда фиг отравилась!
Потом Ба сделала слабенький раствор марганцовки и заставила Маньку его выпить.
— Буэ, — ругалась Манька, — привкус противный.
— Зато марганцовка свекольного цвета, — хмыкнула Ба. Она и меня заставила выпить стакан раствора.
— А мне зачем? — отбивалась я.
— На всякий случай!
После угощения марганцовкой я побоялась, что Ба мне тоже на всякий случай поставит клизму, и засобиралась домой. Но Манька желала страдать в моем присутствии.
— Прочти мне «Убийство на улице Морг», — зловредничала Манюня. Она знала, что я очень боюсь этой новеллы и стараюсь обходить ее стороной.
— Давай я тебе лучше спою!
— Не хочу. Хочу «Убийство на улице Морг». Доставай с полки книгу, я сейчас вернусь, только в туалет сбегаю, — велела она. Я вздохнула и потянулась за новеллами Эдгара По. «Вот чем думал человек, когда сочинял такие ужасные истории? — недоумевала я. — Небось спал и постоянно видел, как орангутанг забирается через трубу и откручивает ему голову». Мне стало так страшно от собственных мыслей, что я побежала в туалет узнавать, как у моей подруги дела.
Манюня сидела на унитазе и рыдала в три ручья.
— Ты чего? — испугалась я.
— Нар-каааа, смотри, у меня на руках волосики появились!
— Где?
— Вот тут и вот тут, — протянула мне руки Манька, — видишь?
Я пригляделась. Действительно, Манины ручки покрылись редким золотистым пушком.
— Ой-ой-ой, — причитала моя подруга, — вот я волосатая!!!
— Да ничего ты не волосатая, смотри, у меня на руках такой же пушок, видишь? — сунула я ей под нос свою руку.
Но Маньку так просто не остановить. Если Манька начала плакать, то она выплачет себе все глаза. Вот и сейчас она гудела так, что слезы лились водопадом.
— Не верююю тебе, ты вреооооошь!
— Клянусь! Вот тебе крест, — неумело потыкала себя вокруг живота я.
Манька для порядка поплакала еще чуть-чуть, потом утерла слезы и вцепилась в мою руку.
— Ну да, и у тебя есть волосики, — вздохнула она, — надо что-то придумать, так нельзя.
— А чего придумать?
— Сейчас побреем руки.
— Чем? — испугалась я.
— Старой папиной бритвой.
Она натянула трусы, пустила воду и со скорбным видом намылила руки. На попе у Манечки розовел след от ободка унитаза. Я потыкала в него пальцем.
— Чего это ты? — обернулась она.
— У тебя на попе след остался. Не болит?
— Неа, — повертелась вокруг своей попы Манька, — чешется. Жалко, у меня сзади нет глаз, а то я бы тоже увидела, чивой там у меня.
— Девочки, а что это вы тут делаете? — заглянула в ванную Ба.
— Манька на унитазе сидела, а я рядом стояла, — отрапортовала я.
Ба пощупала Манин лоб.
— Ты плакала, Мария?
— Нет, мне просто мыло в глаза попало, когда я умывалась, — мигом нашлась Манька.
Я вздохнула с облегчением. Если Манька снова виртуозно врет, значит, она уже поправилась.
— Ладно, марш в спальню, не бегай по дому в нижнем белье. А я попозже принесу тебе пустого чаю с сушками. Ничего больше ты сегодня есть не будешь!
— Можно я пойду домой? — спросила я. Пустого чаю с сушками мне категорически не хотелось.
— Не уходи, ну пожалуйста, — захныкала Манька, — Ба, скажи ей, я больнаааая, а она хочет меня бросить! Чтобы я одна страдаааалааааа! Вот предательницаааа!!!
— Нарка, у нас на ужин блинчики с мясом. Останешься? — хитро прищурилась Ба.
— А как же чай с сушками?
