Я не стала спорить, просто убрала ее. Это было не больно, и
кровь уже так не шла. Отлично.
– Поверни голову в сторону, чтобы я посмотрел.
Пожалуйста, – добавил он.
Я выполнила его просьбу, и у меня перед глазами оказался
Жан-Клод. И слишком у него мрачный был вид.
– Что теперь не так? – спросила я.
– Ты так нас стыдишься, что спрячешь наш почетный знак
под бинтами и пластырем?
– О чем ты? – нахмурилась я.
Римус приложил еще кусок марли мне к шее.
– Можешь подержать, пока я возьму пластырь?
Я автоматически прижала марлю к ране.
Жан-Клод показал на мою руку, на Римуса, который повернулся
к нему почти спиной.
Римус повернулся приклеить марлю пластырем. Я остановила
его, положив руку ему на бицепс. Он тут же отступил на шаг, все еще держа
пластырь в пальцах. Я глянула ему в лицо, но он не смотрел на меня прямо, и я
не знала, что выражают его глаза. Но шагнул он так, будто я сделала ему больно.
А этого не было.
Я отвернулась от охранника к Жан-Клоду. Проблемы Римуса – не
мои проблемы, у меня и так хватает.
– Ты спрашиваешь, почему я перевязываю укус?
Он кивнул.
– Я всегда их перевязываю.
– Pourquoi? – спросил он. – Почему?
Я открыла рот, потом подумала, что сказать.
– Это рана. Обычно с проколом вены или артерии. На рану
наносят антисептик, потом наклеивают марлю, чтобы не попала инфекция.
– Ты видела когда-нибудь инфицированный укус вампира?
Я нахмурилась, подумала.
– Нет.
– Почему так, ma petite?
– Потому что вампиров в слюне есть природный
антисептик. У них гораздо меньше видов бактерий в слюне, чем у людей.
– Теперь ты цитируешь, – сказал он.
Я кивнула – едва-едва, потому что укус все же натянулся. Не
то чтобы болел, но напоминал о себе.
– Да, были статьи в «Аниматоре». Один доктор задался
вопросом, почему укусы вампиров не воспаляются, как обычные укусы людей или
животных. Давно известно, что у вас в слюне есть антикоагулянт, но это было
первое исследование других свойств вампирской слюны.
– Так я еще раз спрашиваю: зачем ты прячешь знак нашего
расположения?
Я подумала и пожала плечами:
– По привычке.
И отняла марлю от следа укуса. Два маленьких кружка
остались, но почти уже не кровоточили. Так обычно и бывает, если нет разрывов.
Грубый укус вампира больше похож на укус собаки, он кровоточит. А две аккуратных
дырочки перестают капать быстрее, чем можно подумать, и редко кровоточат снова,
если рану не вскрыть. Я знала вампироманов, которые пытались скрыть свое
пристрастие, прося вампиров наносить укусы в одну и ту же точку несколько раз.
Это не помогает с теми, кто знает о вампирах достаточно и понимает, как должен
выглядеть укус, но праздных зевак или начальника на работе утром в понедельник
вполне можно обмануть. Повторное ранение все равно повторное ранение, и это
один из немногих случаев помимо грубых нападений, когда укус вампира
сопровождается кровоподтеками и разрывами.
Я отдала Римусу использованную марлю – он осторожно взял ее,
стараясь не касаться моих пальцев.
– Бинты не нужны, но все равно спасибо, Римус.
Жан-Клод подошел ко мне, улыбаясь. Осторожно тронул укус,
отняв пальцы с едва заметной капелькой крови. Поднял руку ко рту, и я уже
знала, что он сейчас сделает. На моих глазах он облизал пальцы, и не могу точно
сказать, какое у меня при этом было чувство. Не радостное, нет. Не то чтобы мне
это нравилось. И нельзя сказать, что резко не нравилось, но зачем он это
сделал? Обычно он сдерживался, чтобы не пугать меня, не быть слишком уж
вампиром.
Он наклонился ко мне, взял мое лицо в ладони, попытался поднять
его для поцелуя. Обычно я бы подняла губы ему навстречу, но сейчас – нет. Я
сидела, заставляя его наклоняться все ниже, рукой держала халат и смотрела, как
он нагибается. Жан-Клод остановился, когда наши губы едва не соприкоснулись,
отодвинулся, чтобы я ясно видела его лицо.
– Ты меня столько раз целовала с этим сладким вкусом
твоей крови на губах, но сейчас я вижу у тебя на лице нежелание, ощущаю его в
твоем теле. Почему?
Он смотрел мне в лицо, хотя я знала, что он мог бы сбросить
щиты и тут же точно узнать, что я думаю. Может быть, он этого и боялся.
Почему, спросил он? Потому что он слизнул с пальцев мою
кровь? Я целовала его, когда он только отрывался от моей вены. Я целовала его,
когда мой или его рот был уколот его клыками. Я привыкла капельку этого
сладкого медного вкуса считать афродизиаком, потому что стала ассоциировать его
с Жан-Клодом и с другими. Даже Ричард любил вкус капельки крови – ненавидел
себя за это, но ему нравилось.
Жан-Клод отодвинулся, выпустив мое лицо из сошедшихся
ладоней. И очень грустными стали у него глаза. Я схватила его за руку:
– Не надо.
– Что не надо, ma petite? Не надо переставать скрывать,
кто я? Я не могу быть человеком, ma petite, даже для тебя. Я думал, будто самое
худшее в том, что мы притворялись людьми, ты и я, был ущерб для нашей силы, но
не это ранит мне сердце.
Я выпустила его руку. Мне не хотелось задавать следующий
вопрос, но я знала, что это надо сделать, или получить клеймо труса. Сглотнув
пересохшим до боли горлом, я спросила:
– А что ранит тебе сердце?
Это был едва слышный шепот, но вопрос я задала. Очко в мою
пользу.
– Что ты от меня отворачиваешься из-за такой мелочи. Я
слизнул твою кровь с пальцев, и ты не хочешь целовать меня.
– Я бы поцеловала тебя.
Он покачал головой:
– Но тебе не хотелось.
С этим я спорить не могла. Отчасти жалела, что не могу,
отчасти нет.
– Что ты хочешь от меня услышать? – спросила я.
– Я хочу, чтобы вы с Ричардом приняли сами себя, каковы
вы есть, и мне уже некогда ждать этого чуда.
– Что это должно значить? – спросила я.
– Ты обещала накормить ardeur от Реквиема, если он
вырвется из-под твоей силы. Ты берешь свое слово обратно?
Я посмотрела на другого вампира, лежащего на груде подушек
спиной к Жан-Клоду.
– Пока что ardeur еще не поднялся ни для кого из нас. Я
думала, нам следует за оставшееся время выработать стратегию.
– Стратегию чего, ma petite? Это не битва ножей и
пистолетов. Она куда более тихого сорта, хотя в результате не менее опасна.
Я все качала головой, и первая струйка крови потекла у меня
по горлу. Не от покачивания, а оттого что пульс у меня забился быстрее.
