Так, это уже лишнее.
– Хватит, Натэниел. Хватит! – сказала я, но голос
у меня дрогнул. Так все это стало мерзко, так сразу… как я вообще могла этого
не видеть?
Натэниел медленно отодвинулся от нее и продолжал:
– Я когда-то верил в таких женщин, как ты, Ронни. Думал
когда-то, что если меня хотят, то и любят меня, хоть немного. – Он покачал
головой. – Но такие, как ты, никого не любят, даже себя самих.
– Натэниел!
Мика тоже был поражен его поведением. Натэниел не обратил
внимания:
– Тебе нужно понять, от чего ты бежишь, пока это не
сломало тебе лучшее, что ты нашла в этой жизни.
Она хриплым шепотом спросила:
– Ты про Луи?
Он кивнул:
– Да, про Луи. Он тебя любит. Любит тебя истинно и
верно, не на ночь, не на месяц – на годы. И часть твоей личности хочет того же,
иначе бы ты с ним не была.
Она проглотила слюну пересохшим ртом – наверняка в горле
больно.
– Мне страшно.
Он снова кивнул:
– А что если ты его любишь? Что если ты отдашь ему
сердце целиком, а он бросит тебя, как ты бросила столько других?
Она снова кивнула дрожащей головой:
– Да.
– Тебе нужна помощь, Ронни, помощь профессионала. Я
тебе могу рекомендовать одну.
Я знала, что Натэниел посещает психотерапевта, но никогда не
слышала, чтобы он кому-нибудь об этом говорил – в таком контексте.
– Я к ней хожу уже несколько лет – она хороший врач. И
сильно мне помогла.
Лицо его стало куда менее суровым, чем было.
Ронни смотрела на него, как беспомощная птица на змею.
Он подошел к висящей над телефоном пробковой доске – там
были приколоты визитные карточки, висели важные номера, записки. Одну карточку
он снял, подошел к Ронни и протянул ей.
– Если она не сможет тебя принять, посоветует
кого-нибудь, кто может.
Ронни осторожно взяла карточку за уголок, будто боясь, что
эта штука может цапнуть. Посмотрела на Натэниела расширенными от страха
глазами, но карточку спрятала в карман джинсов.
– Прости меня, Анита. Прости мне это… все вот это. Мне
очень жаль. – Она посмотрела на Натэниела, потом на меня. – А сейчас
я уйду, и оставлю вас расхлебывать эту кашу – как всегда делаю. Простите.
И она вышла. Дверь за ней закрылась.
Мы постояли втроем молча, ожидая, пока ударная волна
уляжется. Но у нас были, конечно, и другие проблемы, кроме трудностей Ронни.
Мика повернулся ко мне:
– Так есть у нас каша, которую надо расхлебывать?
– Я пока не знаю, – ответила я.
– Но ты думаешь, что ты беременна?
Я кивнула:
– Последний месяц я пропустила. Я хотела выяснить
точно, а потом уже говорить. – Вздохнув, я скрестила руки под
грудью. – Тест на беременность я не купила, потому что не знала, как его
проделать, чтобы никто из вас не узнал.
Натэниел встал рядом со мной, сбоку, чтобы не закрывать от
меня Мику.
– Анита, тебе не надо проходить через все это одной.
Пусть хоть один из нас держит тебя за ручку, пока ты будешь ждать, поменяют ли
цвет полосочки.
Я посмотрела на него:
– Ты так говоришь, будто тебе приходилось.
– Однажды. Она не была уверена, что это от меня, но
других друзей, чтобы держать за ручку, у нее не было.
– Я думала, что я у тебя первая.
– Она узнала, что я ни разу в жизни не был с девушкой,
и решила ликвидировать этот пробел. – Он говорил совершенно будничным
голосом. – Я это не очень хорошо умел, но она оказалась беременна. Скорее
всего, это был кто-то из ее клиентов, но мог быть и я.
– Клиентов? – спросил Мика.
– Она была тогда в игре, как и я.
Я знала, что «быть в игре» – означает проституцию, но обычно
у Натэниела «игра» – это было время, когда он был на улице. С улицы он ушел в
шестнадцать.
– И сколько же тебе было лет тогда? – спросила я.
– Тринадцать.
Выражение моего лица заставило его рассмеяться.
– Анита, я ни разу не был с девушкой, но мужчин повидал
много. И она решила, что мне надо знать, как это с женщиной. Она была моим
другом, защищала меня иногда, когда могла.
– А ей сколько было? – спросил Мика.
– Пятнадцать.
– Боже мой, – сказала я.
Он улыбнулся – своей ласковой, почти снисходительной
улыбкой, которая всегда напоминала мне, какая у меня была тепличная жизнь.
– И она оказалась беременна, – тихо сказал Мика.
Натэниел кивнул.
– Шансы все были за то, что это не мой ребенок. Секс у
нас был дважды. Один раз – чтобы я понял, нравится ли мне это. Второй раз,
чтобы я лучше научился.
Лицо его стало мечтательным – я раньше такого не видела.
– Ты ее любил, – сказала я как можно мягче.
Он кивнул:
– Моя первая страсть.
– Как ее звали? – спросил Мика.
– Джини, ее звали Джини.
Я едва не удержалась от вопроса, но он впервые заговорил об
этой стороне своей жизни, и я спросила:
– И что было дальше?
– Я держал ее за руку, пока проявлялся положительный
результат. Ее сутенер оплатил аборт. Я поехал с ней, и еще одна девушка. –
Он пожал плечами, и тот тихий свет ушел из его глаз. – Она не могла его
сохранить. Мы все это знали.
Вдруг у него стал очень печальный, тоскливый вид.
Я не могла этого видеть, и обняла его, и он не
сопротивлялся, и обнял меня в ответ.
– Что с ней сталось? – спросил Мика.
Он напрягся в моих объятиях, и я знала, что ответ не будет
приятным.
– Погибла. Попался ей не тот клиент, и он ее убил.
Я обняла его крепче:
– Натэниел, мне очень жаль.
Он обнял меня – судорожным, почти яростным объятием и
отодвинулся, чтобы взглянуть мне в лицо.
– Мне было тринадцать, ей – пятнадцать. Мы оба были
уличные проститутки. Оба сидели на наркоте. Ребенку там делать было
нечего. – Очень серьезно смотрели его глаза. – Сейчас мне двадцать,
тебе двадцать семь. У каждого из нас хорошая работа, деньги, дом. Я чист уже
три, почти четыре года.
Я отодвинулась:
– Ты о чем?
– Я говорю, что у нас есть выбор, Анита. Выбор,
которого в прошлый раз у меня не было.
