Жан-Клод навис надо мной, тяжело дыша и улыбаясь все еще
измазанными моей кровью губами. Наклонился, осторожно, чтобы не влипнуть кожей
или волосами, но поцеловал меня. И вкус моей крови был как сладковатая медь.
Он отодвинулся. Я осталась лежать, моргая, ошеломленная всем
этим, и едва он успел сдвинуться, как надо мной оказался Натэниел. Не помню,
когда он перелез от изголовья – потеряла нить.
Я смотрела вдоль его тела, поднятого надо мной, и про себя
подумала: «Кажется, я пообещала пользоваться презервативами?» Но худшее уже
случилось, я беременна, и теперь безразлично. Жан-Клод застал меня врасплох, а
Натэниелу я позволил войти в меня голым, плоть в плоть, и ничего нас не
разделяло.
Он нашел тот ритм, что у него иногда бывал – будто дрожащая
волна шла по его телу, будто он танцевал во мне, и каждая дрожь такой волны
вбивала его в меня, прямо по нужному месту. Жан-Клод отдавал себя сексу, а Натэниел
проделывал обычную свою тщательную работу, как будто после всей предварительной
игры он честно проделывал все, что за мои деньги полагалось. Эмоции у него
бушевали, а в сношении он себя контролировал. И не кончал никогда раньше меня –
вот не кончал, и все. И доведение меня до оргазма снова и снова было для него
игрой, пока я не просила его перестать. Сегодня, кажется, это будет недолго.
Так и оказалось. Я ощутила, как растет между ногами тяжесть,
медленно и верно, но быстрее обычного из-за всего, что уже было.
– Скоро, – шепнула я, – скоро…
Бедра у меня приподнимались и опадали навстречу его
движениям, мы сталкивались снова и снова, танцуя друг для друга, и оргазм
поймал меня, и танец для меня кончился. Остались только крики, и ногти ему в
бока, и извивания на постели, но ритма уже не было.
Я пришла в себя, тяжело дыша, в глазах двоилось, а его тело
оказалось в том же ритме. Он входил и выходил, будто мог так всю ночь… черт
побери, может, и мог. Он снова меня завел, и на этот раз я обернулась вокруг
него, притянула его к себе, грудью к груди, ртом ему чуть ниже плеч, а тело его
продолжало двигаться поршнем. Я знала, чего он хочет, и дала ему это – укусила
его, до крови, прижимая к себе, чтобы он не отдернулся и не поранил себя
больше, чем мне хотелось бы. У меня рот наполнился кровью, Натэниел сбился с
ритма. С удовольствием он мог бы бороться всю ночь, но от боли кончал быстрее.
Но сперва он заставил кончить меня, и я оторвалась от него
ртом, чтобы не сильно искусать, отвернулась в сторону и закричала. Ногами
обхватила его, сцепила ноги у него на заднице, притянула его к себе, не давая
ему того ритма, что он хотел.
Он приподнялся на руках и коленях, я прилипла к нему
спереди, и он подполз, волоча меня за собой, к изголовью, одной рукой поддержал
меня под зад, другой схватился за спинку кровати, приподнял меня и прислонил к
спинке. Голос его прозвучал придушенным шепотом:
– Хочу еще подвигаться.
И он вдвигался в меня и выходил, снова, снова и снова, а я
цеплялась за него руками и ногами. Он снова довел меня до оргазма, и снова, и
еще раз, и тогда попросил:
– Пожалуйста, пожалуйста…
Иногда он любил просить, пока я не соглашусь, но сегодня
вряд ли кто из нас мог долго выдержать. Я шепнула в сладкий запах его шеи:
– Давай, давай, давай, в меня, кончай, прошу тебя!
Он перестал ловить ритм и вломился в меня изо всей силы,
снова заставив кончить, я впилась ногтями в плечи ему и в спину, и наконец он
вошел до упора, остался там на миг, на вечность, потом рухнул на колени, а я
все еще цеплялась за него.
Мы были скользкие от пота, крови, еще много чего. Натэниел
цеплялся руками за спинку кровати, сердце билось так, что это было видно.
– Ух ты, вот это было да! – сказал он,
запыхавшись, и голос был почти что не его, еще не вернулся к нему.
Я попыталась согласиться, но не было голоса. Губы забыли,
как выговаривать слова, и глаза тоже не хотели работать. Мир заволокла дымка,
будто его в вату завернули.
– Анита, – позвал Мика. – Ты как?
Я сумела поднять большой палец – больше ничего. Не в первый
раз Мика и Натэниел затрахивали меня до потери речи.
– Черт побери, – сказал Мика. – Я боялся, что
втроем мы тебя затрахаем до потери сознания.
В голосе его была добродушная насмешка.
Только с третьего раза я смогла сказать:
– Для этого вас нужно больше.
Мика наклонился ко мне, поцеловал в щеку:
– Это можно устроить.
Я сумела прошептать:
– Не сегодня.
Он снова поцеловал меня в щеку:
– Не сегодня. – И обернулся к Натэниелу: – Тебе
помощь нужна?
Натэниел без слов кивнул.
Мика и Жан-Клод помогли нам разъединиться, потом пошли в
ванную отмываться. Мы с Натэниелом еще не могли пока сползти с кровати. Лежали
бок о бок, касаясь друг друга, но не обнимаясь. Для этого нас еще мышцы
недостаточно слушались.
– О Боже, Анита, я люблю тебя, – сказал он, все
еще тяжело дыша.
– И я тебя люблю, Натэниел, – сказала я. И так оно
и было.
Глава 21
Я думала, что Мика может возразить, чтобы Жан-Клод лез в
постель голым, как остальные, но он промолчал. Если бы к моей голой спине
прильнула другая девушка, тоже голая, я могла бы и возразить, но с Микой всегда
проще, чем со мной. Ну, должен же быть кто-то, с кем проще?
Я уснула, как всегда, свернувшись вокруг Натэниела; теплый
изгиб его зада уютно уткнулся мне в живот, одна рука сверху, чтобы можно было
коснуться его волос, другая обнимает его за талию или, может, чуть ниже. Мика
свернулся у меня за спиной, почти точно повторяя мою позу, только рука не
обнимает меня, а протянута дальше, так что Натэниела он тоже может коснуться.
Жан-Клод прижался к Мике, как бывало раньше, и руку на него закинул, касаясь
меня. Его ладонь легла мне на бок, и я убрала руку с талии Натэниела, чтобы
касаться руки Жан-Клода. Близился рассвет, и эта теплая рука недолго останется
теплой или живой. Вампиры остывают куда быстрее умерших людей. Не знаю, почему,
но это так.
Так что я наслаждалась теплым изгибом, пока еще можно было.
Натэниел притиснулся ко мне ближе, будто хотел задом продавить меня до Мики, но
я не возразила. Мне нравится, когда тесно. Кроме того, я знала, что ему не
хватает моей руки у него на талии. Сейчас я играла пальцами с волосками на руке
Жан-Клода, теребя их слегка, водя по коже. Это ощущение заставило меня даже
слегка пожалеть, что не ко мне он сейчас прижат.
Я заснула в теплом гнезде из тел и шелковых простыней.
Бывали ночи и похуже.
Проснулась я внезапно, в угольной темноте, и сердце
колотилось в горле. Что меня разбудило – не знаю, но что-то нехорошее. Лежа
между Микой и Натэниелом, я оглядела комнату в тусклом свете, льющемся из
полуоткрытой двери ванной. Жан-Клод оставлял этот свет для нас, когда мы здесь
ночевали. Комната казалась пустой, так чего же у меня сердце так колотится?
Плохой сон приснился, наверное.
