– Значит, последняя возможность ощутить вкус ardeur'а
для меня и быть с другим мастером линии Белль Морт для тебя – сегодня.
Мы кивнули, щека наша потерлась о его руку.
Он отобрал руку – бережно.
– Ты испуган, – сказал он, и лицо его смягчилось
от удивления.
– Да.
– Зачем же ты покидаешь ее?
– Потому что не могу остаться – чтобы оба они меня
ненавидели.
– Оба?
Мы не могли скрыть слез – только отвернуться. Огюстин
опустился на пол рядом с нами, он держал нас, а мы рыдали.
– Не Белль разбила твое сердце. Это Ашер.
За много месяцев мы плакали первый раз. Плакали в его
объятиях, и он целовал нас, снимая наши слезы, и мы искали утешения в тех
единственных руках, которым верили. В руках единственного друга.
Вернулись воспоминания о них обоих на простынях, но на этот
раз это меня не шокировало – я была готова, знала, чего ждать. И знала, что
этот Жан-Клод двадцать лет провел в счастливом единении с Ашером и Джулианной.
Этот Жан-Клод потерял Джулианну и Ашера – ее сожгли как ведьму, а Ашера
пожирала ненависть к Жан-Клоду, что тот опоздал ее спасти. И этот Жан-Клод тоже
все время обвинял себя. Жан-Клод доставил раненого Ашера ко двору Белль Морт,
чтобы спасти его жизнь, а платой за спасение было то, что Жан-Клод стал на сто
лет мальчиком для битья. Этот Жан-Клод, лежащий в постели Огюстина, утратил все
и всех, кого любил. Он уцепился за единственное утешение, которое мог найти, и
не мне было на него ворчать.
Воспоминание стало бледнеть, потому что не секс был мне
важен, не Жан-Клод, даже не Огюстин, а само переживание. Я вынырнула из него, в
глотке колотился пульс.
– Если это воспоминание, почему тогда почти больно из
него выходить?
– Не знаю, ma petite, но времени у нас немного.
Остановить воспоминание я не могу, но могу его направить. Я хотел, чтобы ты
поняла, что между нами случилось, потому что не могу остановить того, что
случится сейчас. Мы сражались с ней за время, чтобы смягчить для тебя удар.
– Мы?
Я посмотрела на Огюстина, и в его глазах прочла скорбь, как
бывало, читала вожделение в глазах Жан-Клода.
– Мы будем держаться, сколько сможем, Жан-Клод, но
поспеши. Что бы ты ни делал, постарайся быстрее.
Это был голос Ашера, но скорби в нем было не меньше, чем в
глазах Огюстина. Я посмотрела на Ашера и увидела на его лице едва заметные
красноватые следы вампирских слез. И тут я поняла, что воспоминание это пришло
ко всем, кто здесь был.
– Прости меня, Анита, – сказал Огюстин и посмотрел
поверх меня на Жан-Клода. – Простите меня, оба.
– За что именно? – спросила я.
– За это, – ответил он тихо, и стало так, будто
они оба задерживали дыхание и выдохнули одновременно. Они сбросили щиты, воля
каждого из них сломалась, и ardeur вдруг заревел, сжигая нас всех.
Кажется, я слышала смех – мрачный и раскатистый, смех Белль
где-то глубоко-глубоко у меня в голове.
Глава 9
Налетел ardeur, и упала одежда. Сшитые на заказ кожаные
ножны слетели с меня со всем прочим, и все мы свалились на ковер, руки и рты, и
ничего больше. Тяжелый, из стекла и металла кофейный столик отлетел в сторону
пушинкой.
Я придавила мускулистое тело Огги к ковру, навалилась голая
сверху, ощущая, как он уже тверд и готов, но мне хотелось начать с другого
конца. Мы поцеловались, и губы у него были именно такие полные и спелые, как
казались на вид. Целовал он меня осторожно, хотя я знала, что его ведет ardeur,
и то, чего ему хочется, осторожным никак не назвать.
Я лизнула его в шею, поцеловала, опускаясь ниже, плечи,
грудь. Дошла до сосков, бледных и твердых на выпуклости груди. Никогда я еще не
была ни с кем, кто так серьезно занимался бы железом. Как будто из-за всех этих
мышц кожа была более тугой, и труднее было прихватить ее зубами, но труд того
стоил.
Я присосалась к соску, и Огги вскинулся с пола, испустил
вопль. Глаза у него расширились, удивленные, руки искали, за что схватиться.
Одну эту ищущую руку схватил кто-то, и я знала, кто это, еще до того, как Огги
вытащил его на свет. Он притянул Жан-Клода к себе, вниз, и я поползла ниже по
его телу. Пролизала, прокусала дорожку по животу, а Огги впился в Жан-Клода
поцелуем – я сделала что-то, от чего он приподнялся с пола, и их рты
соприкоснулись, так что мне было хорошо видно. Никогда раньше не видела, как
мужчины целуются – вот так вот. Губами и языком. За все те месяцы, что Ашер был
в нашей постели, они пару раз, быть может, подались друг к другу – но тут же
остановились. Но я ни разу не спросила, чьи чувства они при этом щадят – мои
или свои. Сейчас, когда Жан-Клод взял лицо Огги в ладони и целовал так взасос…
у меня от этого внизу стянуло резко, быстро, почти мини-оргазмом. Одна умная
подруга мне сказала, что твердить постоянно, будто мне не нравится лежать в
постели с двумя мужчинами сразу – глуповато. Случай дамы, которая слишком бурно
возражает. Мое тело отреагировало за меня – как только я увидела их поцелуй.
Мне говорили, что так бывает с мужчинами, когда они видят поцелуй двух женщин –
а я чем хуже?
Я спустилась по телу Огги, закатывая глаза вверх, чтобы видеть
этих двоих. Подошла к длинному, твердому закруглению его тела. Не прямому, а
именно закруглению – изящная кривизна загибалась прямо к животу. Он настолько
уже был тверд, что головка обнажилась над шелковой кожицей. Я накрыла ее ртом,
втолкнула в рот, сколько вошло, быстро и резко, изо всех сил. Сама я от этого
отдернулась, подавившись, но Огги оторвался от рта Жан-Клода и уставился на
меня сверху вниз дикими глазами. Я снова наклонилась к нему, медленнее,
наслаждаясь ощущением его у меня во рту, зрелого, толстого, чувствуя, как эта
кривизна входит мне в горло. И смотрела, как они оба смотрят на меня. Глаза
Огги вылезали из орбит от ощущений, а лицо Жан-Клода было полно наслаждения –
да, но и гордости. Его вампирские метки были достаточно открыты, чтобы я знала:
он сейчас вспоминает, как усердно и как долго трудился, чтобы достичь вот
этого. Он тут же попытался закрыть метки, насколько это позволял ardeur, но я
оторвалась от тела Огги и сказала:
– Нет, не надо, не закрывай. Сделаем это, сделаем все.
Он это начал, не мы, но давай закончим, что начато.
– Ты знаешь, о чем просишь, ma petite?
Я кивнула, потом покачала головой, все еще охватывая рукой
основание тела Огги.
– Не знаю, но не стану потом жаловаться.
– Прошу тебя, – с мольбой произнес Огги, – не
останавливайся, Бога ради, не останавливайся.
Мы с Жан-Клодом переглянулись. Какой-то момент он смотрел на
меня оценивающим взглядом, потом кивнул:
– Как скажешь, ma petite. Потому что ты права: он заступил
за границы гостеприимства. – И строго посмотрел на Огги: – Огюстин плохой
мальчик, он напустил ardeur на ma petite.
