– И вы не считаете оскорбительным признать, что она
выше вас? – спросил он.
– Нет.
Он посмотрел на меня так, будто хотел проникнуть взглядом до
самого позвоночника. Не вампирские фокусы – он просто пытался определить, кто я
и какова я. В прежние времена я бы сжалась под таким взглядом, но с тех пор
всякое бывало. Сейчас я стояла и спокойно смотрела в ответ.
Теа пошевелилась, что привлекло мое внимание снова к ней.
Она ждала подчеркнуто терпеливо, но в этом ощущалось некоторое требование.
Время действовать – и прекратить пустые разговоры.
Я протянула ей запястье.
Она взяла мою руку, и снова я ощутила, как прохладны ее
пальцы. Обхватив меня ими за руку, она приблизила меня к себе. Запястье ее не
устраивало, она хотела шею.
Вырываться я не стала, но чуть подалась назад.
Она остановилась, посмотрела на меня странным взглядом своих
черных глаз.
– Анита, если мой ранг выше, то мне выбирать, где
коснуться.
– Нет, – ответила я. – То, что ты хочешь шею
вместо запястья, может значить только одно из трех: либо ты не доверяешь мне,
либо ты показываешь, какая ты большая и страшная, либо думаешь о сексе. Что же
именно, Теа?
– Второе, – сказала она.
Снова она попробовала притянуть меня к себе, и я поддалась.
Сила этой руки сказала мне, что если я действительно хочу сопротивляться, то
это будет драка. Теа была сильна силой оборотня.
Сжимая мне руку, она другой привлекала меня к себе, пока
тела не сблизились – не вплотную, но соприкасаясь от груди до бедер.
Мне пришлось говорить, уставясь ей в плечо – она просто была
выше меня.
– А зачем ты хочешь мне показать, какая ты большая и
страшная?
– Моя жена очень ревнива к положению других женщин,
Анита, – сказал Сэмюэл. – Жан-Клод не мог тебе не сказать об этом,
как не мог не сказать нам о твоей вспыльчивости.
– Что-то он говорил, но…
Она отпустила мою руку, а свою завела мне за спину, прижимая
к себе. Другая ее рука скользнула вверх по моей спине, к волосам. Но я,
наверное, не очень поняла, что значит «ревнива». Почти все мои силы уходили на
то, чтобы не напрячься под этим обвивающим меня телом, вплотную, совсем
вплотную, как обвивает любовник, как в сексе.
Груди у нее были маленькие и тугие, а лифчика на ней не
было. Буээ! Я стояла, как дура, опустив руки вдоль тела, и не хотела ее
поощрять, но… получилось так, что я ее вроде как обняла, чтобы удержать
равновесие на этих гадских каблуках.
Она придвинулась губами ко мне и шепнула:
– Я на самом деле хочу, чтобы ты поняла, что я выше, но
это только половина причины.
У меня пульс чуть-чуть участился при этих словах, я хотела
повернуться заглянуть ей в лицо, но она захватила горсть моих волос и отвернула
меня от себя. Я оказалась лицом к тому мужчине, который краснел. Он сейчас
уставился на меня, и его лицо показалось мне более молодой версией Сэмюэла. Как
я этого раньше не заметила? Он сказал беззвучно, одними губами: «Прошу
прощения».
Пульс бился в горле так, что мешал говорить, потому что
какое-то чувство мне подсказывало: что-то вот-вот произойдет. Что-то такое, что
удовольствия мне не доставит.
– А какова другая половина? – спросила я с
придыханием, сдерживая нервозность, в которой был небольшой привкус страха.
– Я хочу понять, кто ты, Анита, – прошептала она,
и дыхание ее стало теплее, чем было. И руки стали теплыми, будто вдруг ее охватила
лихорадка. Очень похоже на ощущение от некоторых оборотней, когда близится
полнолуние.
– Что это? – спросила я, но оказалась способна
только на шепот.
Ее пальцы переплелись с моими волосами так, что я головой не
могла шевельнуть, и жар от этих пальцев ощущался сквозь волосы. Жена Сэмюэла
оторвалась от моей шеи и уставилась на меня сверху. Держала крепко, будто для
поцелуя.
– Ты и правда то, что о тебе говорят?
Я постаралась проглотить ком в горле и прошептала:
– А что обо мне говорят?
– Что ты суккуб, – шепнула она, наклоняясь ко мне
лицом. Я уже знала, что она хочет меня поцеловать. – Я ищу кого-нибудь
одной со мной породы, Анита. Ты – не та, которую я ищу?
И с последним словом ее губы сомкнулись на моих.
Глава 6
Рот у нее был невероятно теплым, теплым, как горячий
шоколад, такой, что хотелось раскрыть губы и пить из него. Но это не моя была
мысль – раскрыть губы, а ее. Каким-то образом мне в голову попала ее мысль. И
это мне не понравилось, ну никак не понравилось, настолько, что помогло закрыть
рот плотно. Она отодвинулась, шепнула:
– Не сопротивляйся.
Я услышала шум спора вокруг – близилась помощь, мне только
надо продержаться. Просто держать щиты на месте и не дать ей сделать то, что
она пытается. Держаться, только и всего. Я держалась, когда подмога была за
много миль, сейчас до нее дюймы. Продержусь.
Она попробовала мягкое убеждение, ментальные игры – не
помогло. Она попробовала силу – поцеловала меня так, что мне надо было либо
открыть для нее рот, либо прорезать губу собственными зубами. Будь она
мужчиной, я бы позволила ей себя целовать… неужто я действительно такая
гомофобка? Если бы она не шепнула мне мысленно, что хочет, просит меня открыть
рот – я бы открыла, может быть, но она слишком сильно этого хотела. Отчасти я
упиралась из упрямства, а отчасти – насторожилась: зачем это ей так вдруг
сильно надо? Я знала, что она – сирена, нечто вроде сверх-русалки, знала, что
частично ее магия связана с соблазном и сексом. Знала, что она может подчинять
себе других русалок. Все это я знала из разговоров с Жан-Клодом, а вот чего я
не знала – зачем ей так нужно, чтобы я открыла рот.
Ее поцелуй придавил мне губы, и я почувствовала вкус крови,
сладкий, металлический леденцовый вкус. И тут же стало больно. Она порезала мне
губу изнутри о мои же зубы.
Отодвинулась.
– Зачем так упорно отбиваться вместо того, чтобы просто
ответить на поцелуй? Ты настолько терпеть не можешь женщин?
Я попыталась покачать головой, но она все так же держала
меня неподвижно.
– А зачем тебе, чтобы я открыла рот? Какая тебе разница?
– Ты сильна, Анита, очень сильна. Стены твоей
внутренней крепости высоки и крепки, но они не непреодолимы.
Я начинала злиться, и не знала, как это скажется на моей
внутренней крепости и ее стенах. Мне не хотелось, чтобы зверь проснулся, пока
мы все еще представляемся друг другу. Медленно вдохнув, я так же медленно
выдохнула, но сказала именно то, что подсказывала мне злость:
– Либо отпусти меня, либо пробей эти стены, но эта
сцена кончится в любом случае.
