Я засмеялась – не могла сдержаться.
Он посмотрел на меня неприятным взглядом:
– Ты не согласна?
Я покачала головой:
– Нет, ты потрясающий. – Прозвучало так, будто я
не имела этого в виду, хотя я говорила искренне. – Может, я просто люблю,
чтобы мужчина был чуть поскромнее.
Он ткнул пальцем в Жан-Клода:
– Если он когда-либо был скромен в оценке своих
постельных умений, то эта скромность ложная.
– Что ж, спасибо, – отозвался Жан-Клод.
Огги покачал головой:
– Я не об этом.
– А о чем ты? – спросила я.
– О том, что в его теле косточки скромности никогда не
было.
Я нельзя сказать, чтобы была с этим не согласна, но Огги не
заслужил объяснения, которое пришлось бы давать, так что я не стала развивать
тему.
– У каждого есть право на свое мнение.
– Это значит, что ты со мной не согласна, –
заключил Огги.
– Это значит то, что я сказала.
Огги перевел взгляд на Мику. Смотрел на него и смотрел,
смотрел так, как обычно мужчины смотрят только на женщин. Как будто ему очень
интересно было увидеть Мику без одежды.
– А я вот тут стою совершенно голый, и ты на меня даже
не посмотришь, – сказал Натэниел. – Мне обидеться?
Он вышел на несколько шагов перед Микой, перебрасывая волосы
за спину, и его тело стало обрамлено ими. Так он стоял, глядя на вампира. Глядя
на него лавандовыми глазами, показывая прекрасное тело.
– Может быть, я тоже люблю некоторую скромность, –
ответил Огги.
Натэниел мускулистыми руками прикрылся, сбросил волосы
вперед через плечо, жеманно оглядел себя, свои волосы, тело, сделал невинные
глаза и показал лицо такое молодое, каким он сам по годам был. Никогда не
понимала, как у него это получалось, но умел он изобразить невинность с волос
до ногтей на ногах. Спрятать изъеденные мудростью глаза и быть совершенно
простодушным.
Огги расхохотался – своим светлым, счастливым смехом.
– А молодец. – Он повернулся к Жан-Клоду: – И
откуда ты набрал столько красивых мужчин?
– Это не я.
Огги поднял глаза с Натэниела на меня:
– Анита, у тебя глаз наметан на таланты.
– Они для меня не таланты. Это люди, которые мне дороги,
и я ими не играю.
Он показал на Натэниела:
– Этот вот играет, и отлично играет, я думаю.
Я кивнула:
– Натэниел такие игры любит больше, чем я, и чем Мика,
но с нами он в них не играет.
Огги посмотрел на меня взглядом, явно намекающим на мою
наивность.
– Кто шлюхой был, шлюхой и останется, Анита.
– Это специально сказано так зло? – спросила я.
– Я думал, ты любишь честность.
– Это специально сказано так зло, – сказал Мика.
– Я узнаю шлюху с первого взгляда, потому что сам был
шлюхой. И Жан-Клод, и Ашер, и Реквием, и Лондон. И не забудем упомянуть дам:
Элинор, Кардинал – все, кто принадлежат к линии Белль, все шлюхи. Мы созданы,
чтобы ими быть.
– Натэниел – не шлюха, – сказала я и потянулась к
нему.
Он отстранился, обернулся ко мне потерянными глазами.
– Был ведь.
– Ты хорошо нас изучил перед поездкой, – сказал
Мика.
– А то, – ответил Огюстин.
Я взяла лицо Натэниела в ладони и попыталась взглядом
выразить, как много он для меня значит. То, что он в этом взгляде увидел,
вызвало у него улыбку, едва заметную. Он накрыл мою руку своей, прижал к лицу.
Мика встал перед нами:
– Ты знал, что так на меня смотреть – оскорбление.
Натэниел вступился, привлек твое внимание, потому что ему это не было
неприятно. И то, что он меня защитил, тебе не понравилось. Почему?
Жан-Клод поднял голову, скрестил ноги по-турецки,
демонстрируя гибкость, но при этом остался вполне «благопристойным» – другого
слова не подберу.
– Я знаю, почему.
– Почему? – спросила я, обнимая Натэниела за
плечи.
Жан-Клод и Огги переглянулись.
– Если ты думаешь, что так хорошо читаешь мои мысли –
давай, – предложил Огги.
Жан-Клод слегка кивнул и посмотрел на нас.
– Огюстин предпочитает женщин мужчинам, но надо быть
очень, очень гетеросексуальным, чтобы не заметить красоту этих двоих. В его
защиту могу сказать, что вы действительно упали к нему на колени. Он повел себя
восхитительно. В нашем собственном поцелуе есть вампиры, которые не проявили бы
подобной сдержанности. Он нанес весьма малозаметное оскорбление, которое вы
восприняли как огромное. Мы с Анитой не бросились наперебой признаваться ему в
любви, и это его раздражает. Озадачивает. А потом вы, двое животных, что в его
глазах куда ниже вампира, тоже его оскорбляете. Но, думаю, это еще не
все. – Он посмотрел на Огги. – Дело в том, думаю, что Натэниел воспользовался
своим единственным даром, чтобы защитить Мику. Это вызвало старые воспоминания,
Огюстин? Неприятные?
Он наклонился в сторону Огги.
Тот резко встал, не глядя на Жан-Клода.
– Мои воспоминания – они мои. – Тут он понял, что
сказал, и добавил с горьким смешком: – Пока что, по крайней мере, пока она не
прикажет иного.
«Она» – это была не я.
Жан-Клод лег на диван, раскинув волосы по подлокотнику, руку
небрежно забросив за голову, другую положив на живот. Босая нога спустилась на
ковер, другую он согнул, прислонив колено к белой спинке дивана. Призывный был
вид, и он это знал. Но главным шоу здесь был взгляд, которым смотрел на него
Огги. С настоящей мукой в глазах, так что мне больно было это видеть.
– Ты дал мне еще раз ощутить вкус рая, а теперь я снова
в чистилище. Ты и она, – он показал на меня, – можете по своему
капризу дать мне рай, и по своему желанию бросить в ад. – Он закрыл глаза,
лицо его исказилось болью. – Я тебя помню добрее, Жан-Клод. Я помню, что
ты был моим другом.
– Друзья не используют друг против друга свою силу. Ты
же намеренно пробудил ardeur в ma petite. Ты хотел получить ее. Тот факт, что
мы оба получили тебя, это была прихоть силы. Ты помнишь меня добрее и не столь
сильного. Ты недооценил меня, и ты ошибся в ma petite.
Огги открыл глаза, посмотрел на Жан-Клода.
– Не понял, что ты хочешь этим сказать.
– Спроси нашего Натэниела, как он завоевал ее сердце.
– Я вижу его тело и знаю, как он это сделал.
– Ты ничего не видишь и ничего не знаешь, – сказал
Жан-Клод. – Mon minet, скажи ему, как ты завоевал ее сердце.
