– Не верю я тебе, – сказал он.
Я медленно выпустила воздух, а стойку для стрельбы с двух
рук нетрудно поддерживать. Вдруг я собралась, оказалась готова. Я погружалась в
потрескивающую белизну, в которой я убиваю. Не знаю, какие у меня при этом
бывают глаза, но, какие бы они ни были, Хэвен их увидел. Лицо его переменилось,
перестало быть таким самоуверенным. Он напрягся, мышцы его стянуло, и он лег
тихо на пол, очень неподвижно, опасаясь нечаянного резкого движения. Хорошо.
– Или по-моему, или никак, – сказала я, выдавливая
слова, потому что воздух из легких я выпустила, чтобы иметь возможность
стрелять.
Он облизал губы и тихо сказал, стараясь ничем, кроме губ, не
шевелить:
– По-твоему.
– Если я уберу пистолет, ты попытаешься на меня
напасть?
– Нет.
– Почему? – спросила я, все еще глядя на него
поверх ствола.
– Ты меня убьешь.
– Ты в этом уверен?
Что-то мелькнуло в его глазах – боль, страх, что-то близкое
ко всему этому.
– Я знаю это выражение у тебя на лице. Знаю, потому что
у меня бывает такое же. Ты меня убьешь, а я тебя убивать не хочу. Мне не
выиграть, поэтому я не играю.
Я еще миг продолжала на него смотреть, думая, не спустить ли
курок. Во-первых, потому что я была к этому готова. Во-вторых, потому что я не
сомневалась: с ним беды не оберешься. Но все-таки я опустила пистолет и
попятилась, пока не оказалась от него достаточно далеко. И спиной к нему не
поворачивалась. Руку я ему не протянула, и никто не протянул.
Глава 38
Я опустилась на колено возле Ричарда. Пистолет уже не
смотрел на Хэвена, но в кобуру я его еще не убрала. Мы были недостаточно для
этого далеко от сраженного льва-оборотня. Сказать, что я ему не доверяла,
значило бы сильно преуменьшить. Самое страшное в том, что я, даже зная, что он
мерзкий тип, что пытался изувечить Ричарда только из злобы, зная это все, я все
равно еще хотела его трогать. Хотела подойти слизывать кровь с его ран. Но этот
образ у меня в голове, как я слизываю с него кровь, был не мой – не моей
человеческой сути. Он принадлежал огромной золотистой львице, лижущей его раны.
Я замотала головой, прогоняя образ.
И посмотрела на Ричарда. Он держался за ногу, ладони возле
колена, но не касался его, будто это было очень больно. Плохо. Я снова
посмотрела на Хэвена – не хотелось, чтобы он встал, пока я этого не вижу. Если
я его застрелю, то лучше не потому, что он застал меня врасплох и сработал
отточенный годами автоматизм. Нет, если так, пусть это будет намеренно.
– Что с коленом? – спросила я.
– Не выбито, но болит.
– Клодия! – позвала я.
Она подошла к нам:
– Нужен врач. – Я вспомнила руку Тревиса. –
Может быть, не только ему.
– Доктор Лилиан уже едет.
Доктор Лилиан была крысолюдом и самым популярным врачом у
местных оборотней – на экстренные случаи, о которых никому не хотелось
сообщать.
– Отлично. – Я подавила желание на нее посмотреть,
и не отводила взгляда от Хэвена. Он ничего не делал, кроме как лежал с
открытыми ранами, текущими кровью, но мне хотелось уверенности – а это значило,
что на него надо смотреть. – Ребята, не хотите отработать свою зарплату и
проследить, чтобы он больше ничего не натворил?
Я не пыталась даже скрыть раздражения.
– Так точно, мэм! – Клодия махнула рукой, и
павшего льва окружили Лизандро, Иксион и Грэхем. Хэвен будто и не заметил.
Потерял сознание? Если так, то это не самая срочная моя проблема. Мне
предстояло убрать пистолет, не выстрелив – редкий для меня случай. Тронув
Ричарда за лицо, я сказала:
– Доктор Лилиан скоро будет.
Он только кивнул – лицо его осунулось и побледнело от боли.
Я посмотрела на Клодию:
– Где вас черти носили, когда Хэвен напал на Тревиса и
Ноэля?
– Если я скажу: «Прямо здесь», ты разозлишься?
Я встала.
– Да.
Она сделала непроницаемое коповское лицо, хотя я знала, что
копом она никогда не была.
– Это был вызов в борьбе за ранг. В битву за ранг в
других группах зверей нам вмешиваться не дозволено.
– Это не был вызов на бой за лидерство или что-нибудь
еще, – возразила я.
Клодия бросила на меня взгляд, говорящий, что явно я не все
поняла. Не знаю, что было написано на моем лице, но Клодии стало ясно, что
понятия не имею, на что она намекает. Она вздохнула:
– Иногда я забываю, что ты не понимаешь очевидных
вещей.
– Каких вещей я сейчас не поняла?
– Твой Ульфрик позиционировал себя как доминант по
отношению к этому типу. – Она улыбнулась Ричарду сверху вниз. –
Честно говоря, я не верила, что в Ульфрике это есть. – В ее интонации
слышалось ворчливое уважение. – Тебе нужно, чтобы кто-то был над ним
доминантом, если хочешь его при себе оставить. – Она ткнула через плечо
большим пальцем в сторону Хэвена. – Таких мужиков надо заставлять
соблюдать иерархию.
– Ты говоришь об иерархии львов-оборотней?
Она покачала головой:
– Анита, если ты добавляешь вот этого к своим мужчинам,
то кто-то из него хотя бы раз должен выбить дурь, показать, кто тут босс.
– Я тут босс, – сказала я.
Она улыбнулась:
– Анита, ты мне нравишься, я тебя уважаю. Я слушаюсь
твоих приказов. Но мужики вроде Хэвена будут всегда видеть в тебе девчонку –
задницу да сиськи. Если ты сама не можешь измолотить его в кашу, он тебя
слушаться не будет. Будет тебе в лицо говорить то, что ты хочешь слышать, но у
тебя есть Натэниел, Мика, Дамиан – в смысле, полно некомбатантов. Нельзя
приводить домой льва играть с котятами, если нет большого пса, который его
будет ставить на место.
Я нахмурилась:
– Так ты хочешь сказать, что Ричард и есть мой большой
пес?
– Может, неудачная аналогия, но другой у меня нет.
– Ты думаешь, что уважения ко мне у него не будет – у
Хэвена, в смысле.
Она покачала головой:
– На нем крупными буквами написано: беды и хлопоты.
– Ты думаешь, надо его отправить обратно?
Темные глаза в удивлении расширились:
– А мое мнение учитывается?
– Я доверяю твоему суждению. И ты здесь единственная
женщина.
– А зачем тебе мнение женщины?
– Потому что устала я от такого количества этого
чертова тестостерона.
Она улыбнулась:
– Не знаю, Анита, скажу ли я о нем что-нибудь такое,
чего не сказали бы мужчины. Эстроген меня дурой не делает, а ты была бы дурой,
если бы оставила здесь этого Куки-Монстра. В смысле, телохранитель из него бы
вышел, если ему четко растолковать правила, но брать его в любовники – никак.
