Теперь дом выглядел разоренным и нежилым. Сквозь рассохшиеся ступени крыльца сочилась грязная вода, напоминая темную кровь, вытекающую из глубокой раны. Лейтенант поднял детей повыше и заглянул в ошеломленные глаза младенцев: они уже не плакали, только дрожали от холода. Одеяло, в которое малыши были завернуты, промокло насквозь. Пик взял в свои руки крошечные ладошки в надежде хоть немного согреть детей. Одновременно сквозь щели лестницы он внимательно наблюдал за улицами, тянувшимися от Майдана. Пик не помнил, скольких убийц нанял преследователь, однако знал точно, что в револьвере у него осталось всего две пули — последние, и он должен использовать их с величайшим благоразумием. Остальные патроны лейтенант расстрелял в туннелях на станции. Он снова закутал детей в одеяло, подвернув под малышей тот его конец, где ткань намокла меньше всего. Потом Пик опустил младенцев на пол, устроив на сухом пятачке, который обнаружил в небольшой нише в стене магазина.
Пик вытащил револьвер и осторожно высунулся из-под лестницы. На юге пустынная Чоуринги-роуд напоминала фантастическую сцену перед началом спектакля. Лейтенант напряг зрение и разглядел шлейф далеких огней на противоположном берегу реки Хугли. По булыжной мостовой, затопленной дождем, зазвучали шаги. Лейтенант вздрогнул и снова спрятался в тень.
Из темноты Майдана, мрачного подобия Гайд-парка, разбитого посреди тропических джунглей, появились трое. Языками каленого серебра блестели в сумраке лезвия длинных ножей. Пик поспешил взять детей на руки и тяжело вздохнул, прекрасно осознавая, что если он обратится в бегство теперь, преследователи тотчас набросятся на него, как свора голодных собак.
Прижавшись к стене лавки, лейтенант неподвижно застыл, наблюдая за бандитами. Те на мгновение остановились, выискивая следы жертвы, затем обменялись парой фраз. Их смысл разобрать на расстоянии было невозможно, но один из мужчин жестом велел двум другим отделиться. Пик затрепетал, увидев, что старший — тот, кто отдал приказ рассеяться, — направляется прямиком к лестнице, под ступенями которой он прятался. У лейтенанта мелькнула шальная мысль, что запах страха непременно приведет охотника к убежищу жертвы.
Пик с отчаянием принялся ощупывать взглядом стену под лестницей в поисках отверстия, через которое можно было бы ускользнуть. Опустившись на колени около ниши, где несколько минут назад лежали дети, он попробовал выломать доски, разболтанные, покоробленные и разбухшие от сырости. Подгнившая деревянная панель поддалась без труда. Из подвала полуразрушенного здания на Пика пахнуло тошнотворной затхлостью. Он оглянулся и посмотрел на убийцу. Тот шел, поигрывая ножом, и находился уже метрах в двадцати от подножия лестницы.
Лейтенант накинул на детей свой плащ, стремясь уберечь их, и заполз в лавку через брешь. Пронзительная боль чуть выше колена внезапно парализовала правую ногу. Пик дрожащими руками ощупал себя, и пальцы наткнулись на ржавый гвоздь, глубоко впившийся в его тело. Сдерживая мучительный крик, Пик ухватился за кончик холодного металлического штыря и с силой дернул. Он почувствовал, как гвоздь, подавшись, разрывает плоть, и по пальцам заструилась теплая кровь. Его замутило, и от боли в глазах на миг потемнело. Задыхаясь, Пик опять взял детей на руки и с трудом встал. Перед ним открывалась призрачная галерея с сотнями пустых многоярусных стеллажей, превращавших помещение в своеобразный улей, границы которого стирала темнота. Без колебаний лейтенант устремился в дальний конец лавки. Старый дом, обреченный на смерть, стонал под натиском штормового ветра.
Пик пересек подвал, преодолев при этом несколько сотен метров. Снова выбравшись на улицу, он обнаружил, что находится в двух шагах от Тиретты-базара, одного из многочисленных торговых центров северного района. Благословив судьбу, лейтенант направился в глубь квартала, представлявшего собой сложное сплетение узких извилистых улиц и являвшегося сердцем этого колоритного района Калькутты. Лейтенант торопился успеть к Ариами Бозе.
Пик потратил минут десять на дорогу к дому последней представительницы рода Бозе. Ариами жила одна в старинном особняке в бенгальском стиле. Большой дом возвышался над густыми зарослями. Дикие травы и кустарники привыкли чувствовать себя вольготно за те многие годы, что к ним не прикасалась рука человека, и заполонили внутренний двор, отчего жилище имело вид необитаемый и заброшенный. Однако жители северной Калькутты — района, известного также как «черный город», — не смели ступить во двор особняка, нарушив границы владений Ариами Бозе. Те, кто знал эту даму, ценили и уважали ее настолько, насколько и боялись. Не существовало человека, кто хотя бы раз в жизни не слышал рассказа об Ариами и ее семье. Для жителей квартала ее присутствие было сродни божественному: могущественное и невидимое.
Пик подбежал к черным решетчатым воротам, от которых тянулась тропинка, обрамленная кустами, и поспешил к мраморной лестнице, ведущей к парадному входу в дом. Обхватив детей одной рукой, он забарабанил кулаком в дверь, надеясь, что шум грозы не заглушит стук.
Лейтенант колотил в дверь несколько минут, не спуская глаз с пустынных улиц за своей спиной: со страхом он каждую секунду ожидал появления преследователей. Наконец дверь перед ним отворилась. Пик повернул голову. Свет единственной лампады ослепил лейтенанта. Голос, который он последний раз слышал пять лет назад, негромко произнес его имя. Пик прикрыл глаза рукой и узнал строгие черты Ариами Бозе.
Женщина все поняла по его глазам и посмотрела на детей. Судорога боли исказила ее лицо. Пик потупился.
— Она умерла, Ариами, — пробормотал Пик. — Она уже была мертва, когда я подоспел…
Ариами зажмурилась и тяжело вздохнула. Пик понял, что сбылись ее худшие опасения, и подтверждение этого факта обожгло душу, словно брызги кислоты.
— Входи, — наконец сказала она, посторонившись и закрыв дверь у него за спиной.
Пик поспешно положил детей на первый попавшийся стол и снял с них промокшее одеяло. Ариами молча достала сухую ткань и запеленала детей, пока Пик раздувал огонь в камине, чтобы согреть малышей.
— За мной гонятся, Ариами, — сказал Пик. — Мне нельзя здесь оставаться.
— Ты нездоров, — возразила женщина, указывая на рану, которую лейтенант получил, напоровшись на гвоздь в подвале.
— Всего лишь неглубокая царапина, — солгал Пик. — Совсем не больно.
Ариами приблизилась к молодому человеку и, протянув руку, погладила его по лицу, покрытому испариной.
— Ты всегда ее любил…
Пик перевел взгляд на младенцев, но промолчал.
— Они могли бы быть твоими детьми, — промолвила Ариами. — Может, тогда им повезло бы больше.
— Мне пора, Ариами, — ответил лейтенант. — Если я задержусь, меня разыщут в два счета.
Они горестно переглянулись, прекрасно осознавая, что ждет Пика, как только он выйдет на улицу. Ариами обхватила ладонями обе руки лейтенанта и горячо сжала их.
— Я всегда тебя недолюбливала, — призналась она. — Я переживала за дочь. Боялась, что с британским офицером ее ждет нелегкая судьба. Я ошибалась. Наверное, ты никогда меня за это не простишь.
