— Это не только стресс. У вас лишний вес, и вы не в форме.
Большой Джим обнажил верхние зубы в псевдоулыбке:
— Я, между прочим, тащу на себе и город, и бизнес, дружище. Поэтому у меня остается мало времени для беговых дорожек, велотренажеров и тому подобного.
— Вам уже два года как следовало поставить кардиостимулятор. У вас пароксизмальная тахиаритмия.
— Я знаю, что у меня. Я ездил в клинику, и мне сказали, что даже здоровые люди часто испытывают…
— Рон Хаскел прямо говорил вам, что надо сесть на диету и взять вес под контроль, что аритмию надо взять под контроль, подобрав препарат и дозу. А если медикаментозное лечение не поможет, обратиться к хирургии, чтобы решить имеющуюся проблему.
Большой Джим выглядел теперь, как опечаленный ребенок, который не может вылезти из высокого стульчика.
— Господь сказал мне не делать этого! Господь сказал: никаких кардиостимуляторов! И Господь оказался прав! Герцог Перкинс поставил кардиостимулятор, и посмотри, чем это для него закончилось.
— Не говоря уже про вдову, — мягко вставил Расти. — Ей тоже очень уж не повезло. Должно быть, оказалась не в том месте не в то время.
Большой Джим уставился на него маленькими свинячьими глазками. Потом перевел взгляд на потолок.
— Свет опять горит, так? Я вернул ваш пропан, как ты и просил. От некоторых благодарности не дождешься. Впрочем, я к этому уже привык.
— Завтра вечером пропан у нас снова закончится.
Большой Джим покачал головой:
— Завтра вечером у вас будет столько пропана, что его хватит до Рождества, если возникнет такая необходимость. Обещаю тебе, раз уж ты так хорошо заботишься о пациентах, да и вообще славный парень.
— Мне сложно кого-то благодарить за то, что с самого начала принадлежало мне. Такой уж я человек.
— Ага, так теперь ты равняешь себя с больницей? — фыркнул Большой Джим.
— Почему нет? Вы же равняете себя с Христом. Давайте вернемся к медицинским аспектам, хорошо?
Большой Джим пренебрежительно взмахнул большими, с толстыми пальцами, руками.
— Валиум аритмию не лечит. Если вы уйдете отсюда, то к пяти вечера у вас вновь появятся экстрасистолы. А это может привести к тромбоэмболии. Есть, конечно, и светлая сторона — возможно, вы встретитесь с нашим Спасителем еще до наступления темноты.
— И что ты порекомендуешь? — спокойным голосом спросил Ренни. Самообладание уже вернулось к нему.
— Я мог бы дать вам кое-что и, возможно, решить проблему. Это лекарство.
— Какое лекарство?
— Но вам придется заплатить.
— Я так и знал. — Голос Ренни стал вкрадчивым. — Я знал, что ты на стороне Барбары с того самого дня, как ты пришел в мой кабинет и принялся требовать то одно, то другое.
Тогда Расти требовал только пропан, но уточнять он не стал.
— А откуда вы знали, что у Барбары и тогда была своя сторона? Убийства еще не раскрыли, так откуда вы это знали?
Глазки Ренни заблестели весельем и паранойей, а может, и первым, и вторым.
— Есть у меня такие способы. Так какова цена? Что бы ты хотел получить в обмен на лекарство, которое излечит мою сердечную болезнь? — И прежде чем Расти ответил, продолжил: — Позволь догадаться. Ты хочешь, чтобы Барбара обрел свободу, так?
— Нет. Город линчует его, как только он выйдет из полицейского участка.
Большой Джим рассмеялся:
— Иной раз ты демонстрируешь зачатки здравого смысла.
— Я хочу, чтобы вы ушли в отставку. Вместе с Сандерсом. Передайте власть Андреа Гриннел. И пусть Джулия Шамуэй ей помогает. Пока Андреа полностью не избавится от лекарственной зависимости.
На этот раз Большой Джим рассмеялся громче, шлепнул себя по коленке.
— Я думал, что Кокс ничего не соображает — он хотел, чтобы Андреа помогала эта тетка с большими буферами, но ты гораздо хуже. Шамуэй! Эта ведьма-словоблудница не может управлять даже собой!
— Я знаю, что вы убили Коггинса.
Расти не собирался этого говорить, но фраза сорвалась с языка. Прежде чем он успел ее удержать. Да и почему нет? Они же сейчас только вдвоем, если не считать Джона Робертса из Си-эн-эн, который смотрел на них с экрана. А результат оказался удачным. Впервые с того момента, как Честерс-Милл накрыло Куполом, Большой Джим пропустил удар. Он предпринял немалые усилия для того, чтобы лицо осталось бесстрастным, но не вышло.
— Ты рехнулся.
— Вы знаете, что нет. Прошлой ночью я побывал в «Похоронном бюро Боуи» и осмотрел тела четырех жертв.
— Ты не имел права этого делать! Ты не патологоанатом! Ты даже не ёханый врач!
— Расслабьтесь, Ренни. Сосчитайте до десяти. Помните о сердце. — Расти помолчал. — С другой стороны, на хрен ваше сердце. После того, что вы уже натворили и продолжаете творить, на хрен ваше сердце. На лице и голове Коггинса шрамы. Очень нетипичные шрамы, но легко идентифицируемые. И у меня нет ни малейших сомнений, что они — от сувенирного бейсбольного мяча, который я видел у вас на письменном столе.
— Это ничего не значит. — Ренни посмотрел в сторону открытой двери в ванную.
— Это многое значит. Особенно если учесть, что все тела найдены в одном месте. Мне это говорит о том, что убийца Коггинса убил и остальных. Я думаю — вы. А может, вы и Младший. Как насчет отца и сына, работавших в тандеме? Как насчет этого?
— Я отказываюсь такое слушать. — Большой Джим начал подниматься. Расти тычком усадил его. Далось ему это на удивление легко. — Оставайся на месте! — прокричал Ренни. — Еж тебя побери, оставайся на месте!
— Почему вы его убили? Он угрожал, что расскажет всем о производстве наркотиков? Он в этом участвовал?
— Оставайся на месте! — повторил Большой Джим, хотя Расти уже сидел на стуле. Но ему и в голову не пришло, что Ренни мог обращаться к кому-то еще.
— Я могу никому об этом не говорить. И я могу дать вам лекарство, которое при аритмии помогает лучше, чем валиум. Цена — ваша отставка. Объявите, что вы уходите с должности по состоянию здоровья и передаете власть Андреа завтра вечером, на городском собрании. Тогда вы останетесь героем.
Большой Джим не может отказаться, подумал Расти. Он загнан в угол.
Ренни повернулся к открытой двери в ванную:
— Теперь можно выходить.
В комнате отдыха появился Картер Тибодо, а потом и Фредди Дентон: они прятались в ванной… и слушали.
8
— Черт побери! — выругался Стюарт Боуи. Он и его брат работали в подвале похоронного бюро. Стюарт готовил к похоронам Арлетт Кумбс, последнюю самоубийцу Милла, только-только поступившую к братьям. — Этот паршивый, мерзкий, гребаный говнюк!
