Энди схватил Рэндолфа за грудки. Чиф возвышался над ним на добрых четыре дюйма, но все равно выглядел испуганным. Барби его не винил. Он смотрел на мир сквозь густо-красную пелену, но мог разглядеть распиравшую Энди ярость.
— Дай мне твой пистолет! Суд для него — большая честь. Он все равно выскользнет. У него друзья в высоких местах. Джим так говорит! Я хочу посчитаться с ним! Я имею право посчитаться с ним, так что дай мне твой пистолет!
Барби не думал, что желание Рэндолфа ублажить руководство города простирается так далеко, сомневался, что чиф отдаст пистолет, чтобы Энди смог пристрелить его, как крысу в дождевой бочке, но полной уверенности у него не было. Возможно, существовала какая-то другая причина, помимо желания ублажить, по которой Рэндолф привел Сандерса вниз, и привел одного.
Барби с трудом поднялся на ноги.
— Мистер Сандерс. — «Мейс» попал и в рот. Язык и горло раздулись. Он не говорил, а крякал. — Я не убивал вашу дочь, сэр. Я никого не убивал. Если вы подумаете об этом, то поймете, что вашему другу Ренни необходим козел отпущения, и я — самая удобная…
Но в таком состоянии Энди ни о чем думать не мог. Он схватился руками за кобуру Рэндолфа и начал выдирать из нее пистолет. Перепугавшись, чиф всеми силами пытался оставить оружие на месте.
И в этот момент по лестнице спустился мужчина с внушительным животом, двигающийся, несмотря на габариты, легко и даже грациозно.
— Энди! — прогремел Большой Джим. — Энди, дружище, иди ко мне.
Он раскрыл объятия. Энди прекратил борьбу за пистолет и бросился к Ренни, как плачущий ребенок в руки отца. И Большой Джим обнял его.
— Мне нужен пистолет! — пробормотал Энди, подняв залитое слезами, с соплями под носом, лицо, чтобы посмотреть Большому Джиму в глаза. — Дай мне пистолет, Джим. Сейчас! Прямо сейчас! Я хочу застрелить его за то, что он сделал! Это мое право, как отца! Он убил мою маленькую девочку!
— Может, не только ее. Может, не только Энджи, Лестера и бедную Бренду.
Эти слова заставили Энди замолчать. Он в недоумении уставился на массивное лицо Большого Джима. Как зачарованный.
— Может, и твою жену тоже. Герцога. Майру Эванс. Всех остальных.
— Что…
— Ведь Купол появился здесь чьими-то стараниями, дружище. Или я не прав?
— Ну… — На большее Энди не хватило, но Большой Джим уже кивнул, принимая ответ.
— И мне представляется, что люди, которые это сделали, должны иметь здесь своего человечка. Который будет устраивать бучу. И кто подойдет для этого лучше, чем повар из забегаловки? — Он обнял Энди за плечи и повел к чифу Рэндолфу. Большой Джим глянул на красное и распухшее лицо Барби с таким видом, будто перед ним какое-то незнакомое ему насекомое. — Доказательства мы найдем. Я в этом не сомневаюсь. Он уже показал, что ему не хватает ума заметать следы.
Барби смотрел на Рэндолфа.
— Это подстава, — прогнусавил он. — Возможно, все это началось потому, что Ренни хотел прикрыть свой зад, но теперь идет только борьба за власть. Пока вы, возможно, незаменимы, чиф, но, когда замена отыщется, от вас тоже избавятся.
— Заткнись! — бросил Рэндолф.
Ренни гладил Энди по волосам. Барби подумал о своей матери, которая частенько гладила их кокер-спаниеля Мисси, когда та стала старой, глупой и страдающей недержанием мочи.
— Он заплатит свою цену, Энди, даю тебе слово. Но сначала мы должны выяснить подробности: что, где, почему, кто еще в этом участвует. Потому что он не одиночка, можешь поставить на это свой последний зуб. У него есть сообщники. Он заплатит свою цену, но сначала мы должны выжать из него всю информацию.
— Какую цену? — Теперь Энди смотрел на Большого Джима, жадно ловя каждое слово. — Какую цену он заплатит?
— Что ж, если он знает, как убрать Купол, а я этого не исключаю, то мы удовлетворимся тем, что отправим его в Шоушенк. До конца жизни, без права условно-досрочного освобождения.
— Этого недостаточно, — прошептал Энди.
Ренни все еще поглаживал его по голове.
— А если Купол не исчезнет? — Он улыбнулся. — В этом случае нам придется судить его самим. И, признав виновным, мы его казним. Тебе это нравится больше?
— Гораздо, — прошептал Энди.
— И мне тоже, дружище. — Поглаживая, поглаживая. — И мне тоже.
18
Они выехали из леса вместе, рядком, и остановились, глядя вверх на яблоневый сад, занимающий вершину Блэк-Риджа.
— Там что-то есть! — воскликнул Бенни. — Я вижу! — В голосе слышалось волнение, но Джо показалось, что звучит он как-то отчужденно.
— И я тоже, — подхватила Норри. — Это похоже на… на… — Она хотела сказать «радиомаяк», но на все слово ее не хватило. Она сумела произнести только «ррр-ррр-ррр», как малыш, играющий с грузовиком в песочнице. Потом свалилась с велосипеда. Лежала на дороге, и у нее подергивались руки и ноги.
— Норри? — Джо посмотрел на нее скорее в изумлении, чем в тревоге, потом на Бенни. Их взгляды на мгновение встретились, а после уже Бенни повалился на землю, потянув за собой велосипед. Начал дергаться, пинками отбросил «Хай плейнс» в сторону. Счетчик Гейгера вывалился из корзинки лицевой стороной вниз.
Джо шагнул к нему, протянул руку, которая, казалось, растягивалась, как резина. Перевернул желтый прибор. Стрелка прыгнула к +200 и находилась у самой границы красной зоны. Он успел это увидеть, прежде чем провалился в черную дыру, заполненную оранжевыми языками пламени. Те поднимались от огромной кучи тыкв, сложенных в форме погребальной пирамиды. Откуда-то доносились голоса, потерянные и испуганные. Потом Джо поглотила тьма.
19
Когда Джулия пришла в редакцию «Демократа» из супермаркета, Тони Гуэй, ранее спортивный репортер, а теперь взявший на себя весь отдел новостей, что-то печатал на ноутбуке. Она протянула ему фотоаппарат:
— Оторвись от того, что делаешь, и распечатай эти фотографии.
Сама села за компьютер, чтобы напечатать свою статью. Начало держала в голове, пока шла по Главной улице: Эрни Кэлверт, бывший управляющий «Мира еды», призвал людей войти через служебный вход. Сказал, что открыл им дверь. Но опоздал. Бунт уже набрал силу. Начало ей нравилось. Проблема заключалась в том, что она не могла это напечатать. Пальцы то и дело били не по тем клавишам.
— Иди наверх и приляг, — предложил Тони.
— Нет, я должна написать…
— В таком состоянии ты ничего не напишешь. Ты дрожишь, как лист на ветру. Это шок. Приляг на часок. Я выведу фотографии и перешлю их в твой компьютер. Расшифрую твои записи. Иди наверх.
Ей не нравились его слова, но он вещал истину. Только прилегла она, как выяснилось, не на часок. Выспаться не удавалось с пятницы, а после нее, казалось, прошла целая вечность, так что Джулия провалилась в глубокий сон, едва ее голова коснулась подушки.
