Стикур нехотя опустил меч, что-то в словах Каллариона заставило поверить.
– Ладно, – вздохнул Эскорит, приводя в порядок свои мысли. – Ты видел Дерри и Анет, с ними все в порядке?
– Пока да, – сказал эльф. – Они направляются во Влекриант. Вот там у них и могут возникнуть определенные проблемы. Город заполнен вампирами и зомби, которые ищут Хранительницу «Низвергающего» и ее сопровождающих.
Стикур ничего не ответил на слова Каллариона и предпочел перевести тему разговора в другое, более безопасное русло. Он был обескуражен и еще не знал, можно ли доверять эльфу.
– Так что насчет Дира? Ты сможешь ему помочь? – спросил Эскорит.
Эльф, поняв, что разговор на данный момент продолжать бессмысленно, опустился на колени рядом с Диром и начал внимательно осматривать его. Эльф что-то бормотал себе под нос и водил над магом руками.
Эскорит позвал к себе обиженно сидящего в углу у стены гхырха, скормил ему какую-то завалявшуюся в кармане дрянь и, привалившись к стене, закрыл глаза, пытаясь вздремнуть, но сон не шел. Встреча с эльфом не казалась ему случайной. Что-то заставляло Стика думать, что Калларион знает гораздо больше, чем показывает, и его встреча с Дерри и Анет тоже настораживала. Друг он или враг? Ответа на этот вопрос Стик не знал.
Когда Анет посмотрела на свое крашеное отражение в воде, ей захотелось плакать. От ее милой внешности не осталось и следа. С блестящей глади небольшого лестного озера на нее смотрела этакая смесь начинающей женщины-вамп с восточной гаремной красавицей. Черные волосы, долгая дорога и тяжесть возложенной на нее миссии придали лицу язвительное выражение, и все черты обострились. Она тяжело вздохнула и поднялась с травы, поправляя свой мятый красный балахон, местами испачканный черной краской для волос, и отправилась на поляну, где ее ждал Дерри.
Лайтнинг с интересом уставился на появившуюся между деревьями Анет в новом образе и неохотно признался себе, что брюнеткой она стала, пожалуй, еще интереснее. В душе молодой человек тихо надеялся на то, что черный цвет волос испортит кукольную внешность девушки и всякий интерес к ней у него пропадет сам собой, но надежды Дерри не оправдались. Ксари сморщился от отвращения к себе и, кинув девушке одежду для переодевания, отвернулся к костру. Он все еще не простил Анет той ссоры перед его уходом в деревню. Слова девушки задели, так как были правдой. На правду Дерри обычно не обижался, воспринимая ее как неотъемлемую часть жизни, но почему-то его серьезно огорчило отношение к нему Анет. Неужели она и в самом деле считает его беспринципным негодяем и подлецом? Хотя а кто он есть на самом деле? Анет сказала ему только правду, вот это и бесило больше всего. Измениться он уже не мог, слишком часто ему приходилось по долгу службы делать неправильные вещи. Вряд ли когда-нибудь он сможет стать «белым и пушистым», слишком уж велик груз его тяжких грехов. Этот груз намертво приторочен к спине как раз в том месте, где у других растут крылья. И сколько бы добра он ни совершил в будущем, крылья у него не вырастут никогда, просто не пробьются сквозь плотный горб скорби на его спине. Он был и останется на всю жизнь беспринципным негодяем и сволочью. А Анет, как он понял, нужен если не сущий ангел, то, по крайней мере, герой с репутацией освободителя обиженных, обездоленных и прекрасных дам. Он под подобную характеристику не подходил, и доказывать обратное не позволяла гордость. «Не видит она во мне ничего хорошего, – подумал Лайтнинг, – так его и нет. И не будет, а значит, пытаться понравиться девушке не имеет смысла». Дерри решил вырвать с корнем из своего сердца любовь, начинающую прорастать в душе, словно дикий и еще очень слабый цветок. На Анет он старался даже не смотреть, решив поддерживать с ней исключительно деловые отношения.
Девушка чувствовала настроение Дерри и решила не привлекать внимания к своей персоне. В конце концов, обиделся он на нее за дело. Чувствуя за собой вину, Анет старалась вести себя идеально. Она быстро переоделась в длинное серое платье, натянув поверх него не очень новую, затертую жилетку, которая к тому же оказалась ей немного мала, и с сожалением рассталась со своими обалденно красивыми босоножками.
– Я готова, – сказала девушка, заплетая непривычного цвета волосы в косу. Лайтнинг нехотя повернулся и внимательно посмотрел на Анет. На крестьянку девушка явно не тянула. Это платье настолько не соответствовало ее внешности, что казалось не надетым, а приклеенным.
– Надень платок, – недовольно буркнул Дерри, – какая из тебя крестьянка? Тебе только в гареме танцевать, а не кукурузные поля обрабатывать.
– А я что, виновата? – огрызнулась теряющая терпение девушка, наматывая себе на голову непонятного цвета косынку, с тоской отмечая, что дома половая тряпка у нее была новее.
– Все равно не то, – огрызнулся недовольный Лайтнинг, – обрежь платье примерно до пояса, чтобы получилась кофта, и надень штаны. Хорошо, что я их прихватил про запас. Может быть, ты хоть в них будешь смотреться поприличнее.
Анет, едва сдерживаясь, чтобы не сказать в адрес Дерри что-нибудь неприятное, послушно оторвала подол платья (благо такую «шикарную» одежку портить было совершенно не жалко) и надела узкие потертые штаны из мягкой от времени замши, заправив неровный подол импровизированной блузки под широкий кожаный ремень, который ей одолжил Дерри. Последний вариант экипировки Анет Лайтнинга устроил больше всего, и он удовлетворенно кивнул. В штанах и потрепанной рубахе девушка походила на дочь какого-нибудь свободного охотника, которая выросла в лесу и решила пойти по стопам отца. Уверенный и независимый взгляд Анет никак не вязался с одеянием крестьянки, а вот для охотницы подходил как нельзя кстати. Дерри бросил девушке свой меч и кинжал, делая знак, чтобы она прикрепила оружие к поясу. Лайтнингу оно было совершенно не нужно.
Принимая из рук ксари меч, Анет поняла, что если привяжет эту железяку к поясу, то вряд ли сможет сдвинуться с места, но вслух решила ничего не говорить и просто послушно прицепила оружие на перевязь. Сразу же перекосило на левый бок, и Анет с трудом удержала равновесие. Дерри тем временем снял с себя всю одежду, а сам обернулся серебристым барсом. Девушка закинула себе на плечо не столько тяжелый, сколько неудобный мешок, в который Лайтнинг сложил свои вещи, и, тяжело ступая, двинулась вслед за грациозной кошачьей фигурой. Девушка надеялась только на то, что город недалеко.
Она уныло тащилась по пыльной проселочной дороге, Проклиная все на свете. Первый час пути ругалась молча, про себя, но неприлично, второй час поносила всех и вся вслух, но вполне в пристойных выражениях. На исходе же третьего часа пути ее терпение закончилось окончательно, и Анет громко и неприлично ругалась, в основном проклиная Дерри, который, вероятнее всего, специально так рано обернулся животным, чтобы помучить ее и заставить переть тяжести. Лайтнинг услышал много чего интересного про свою скромную персону, причем в ярких и красочных эпитетах. Она не стеснялась в выражениях и пользовалась тем, что в кошачьем обличье ксари ничего не сможет ей ответить. У Анет была одна не очень хорошая привычка: если уж она начинала говорить, то заткнуть ее было невозможно, тем более этого не мог сделать кот, в арсенале которого было только мяуканье и шипение. Дерри сначала тихо злился и вынашивал планы мести, но потом просто перестал обращать внимание на ворчащую Анет, которую раздражало все, начиная с него и заканчивая пыльной дорогой. Видя, что Дерри в данный момент гораздо больше интересуют крупные разноцветные бабочки, перелетающие с цветка на цветок, а не ее высказывания, девушка злилась еще больше.
