– Но…
– Позови Хватова, сам посиди в приемной.
Первухин подтянулся, глянул на стоявшего в свободной, расслабленной позе Соболева и вышел. И сразу же в кабинете появился давешний молодой человек приятной наружности. Матвею не нужно было даже приглядываться к нему, вся его нервная система тут же отреагировала соответствующим образом: это был авеша – внедренный в сознание обычного человека пси-двойник Монарха Тьмы. Или кого-то из иерархов.
– Итак, он не принимает нашего предложения? – произнес капитан Хватов, подрагивая уголками губ, словно сдерживая смех.
– Увы, мой друг.
– Кто вы? – медленно проговорил Матвей, выдерживая стремительный удар чужого импульса внушения.
– А он мне нравится, – рассмеялся Хватов, показывая ровные, крепкие белые зубы. – Сразу быка за рога… Я пашу-бхава, если будет угодно. Знаком термин? В отличие от вира-бхава – иерархов. Но ведь и ты не дивья-бхава
[50]
, ганфайтер, хотя и стремишься создать впечатление благородного рыцаря, постоянно подвергаешь опасности тех, кто рядом, не так ли?
– Может быть, не задумывался. – Глаза Матвея потемнели, стали синими, излучающими. – Я просто придерживаюсь принципа апариграхи
[51]
.
– Неплохой принцип, но не для меня. Я исповедую другие.
– Поздравляю. – В голосе Соболева проскользнула ирония, но глядел он в этот момент не на Хватова, а на директора ФСБ. – Кажется, генерал, вы приобрели себе достойного союзника. Только учтите, год назад он играл на другой стороне.
– Я всегда играю на своей стороне, – подчеркнул Хватов. – Времена меняются, вчера я играл против, сегодня играю за.
– Разве добро и зло тоже поменялись местами?
– Ну вот, ты опять затеваешь схоластический спор! Как зло, так и добро – это отклонение от нормы. Таков закон вашей реальности. Но что такое зло в твоем понимании? Да, очевидно, сами по себе войны, преступность, болезни типа СПИДа – страшные вещи, но для рода хомо сапиенс они эволюционно полезны! Кто выживет – тот будет иметь иммунную и психическую устойчивость.
– Зачем вам понадобилось превращать насекомых в людей вопреки воле остальных Аморфов?
Глаза Хватова округлились, он опять рассмеялся.
– Парень, неужели ты всерьез считаешь, что я Монарх? Если бы здесь появился ОН, лично, реальность просто изменилась бы в нужную ему сторону! Я же просто авеша, одна из реализаций его Проекции на реальность, в масштабном сравнении – один из муравьев гигантского муравейника, который и есть Монарх. А что касается превращения… – Хватов самодовольно ухмыльнулся. – Мне, вернее, ему было интересно, что получится. Но ты не совсем прав – не вопреки воле Аморфов, ибо я, то есть Он, – тоже один из Аморфов.
– Погодите, погодите, – обрел наконец дар речи Сергей Вениаминович, едва успевая переводить взгляд с одного на другого. – Какие превращения?! Какие насекомые?! О чем вы болтаете? Как это можно превращать насекомых в людей?!
– Ну, процесс это длительный, – дернул уголком губ Хватов, подмигивая Матвею, – но возможный. Сотни миллионов лет назад некто, скажем, Аморф или, точнее, Безличный Творец – этот молодой человек называет его Монархом Тьмы, – проделал эксперимент с отрядом Блаттоптера сапиенс…
– Тараканов разумных, – перевел Матвей, сочувствуя директору ФСБ. – Не по-человечески разумных, конечно, но сути это не меняет. В те времена на Земле жили разумные насекомые. Инсекты, не угодившие чем-то истинным хозяевам нашей реальности, которые взяли и просто уменьшили их в размерах. Так образовались современные насекомые. А вот тараканы, Блаттоптера сапиенс или какой-то их вид, метаморфически изменились, дав начало роду человеческому. Я понятно объяснил?
Хватов пристально смотрел на Матвея, и по лицу его бродили тени, отражавшие внутреннюю, не ведомую никому борьбу эмоций.
– Чушь! – очнулся Коваль, стукнув ладонью по бумагам на столе. – Прекратите пороть чепуху, вы, оба! Главное – он отказался, понимаете, капитан? И теперь следует решить, что с ним делать.
– Не надо ничего решать, – тихо сказал Матвей. – Я ваших секретов не знаю, работать на спецслужбы не буду и опасности не представляю… если меня не трогать. Прикажите своим людям выпустить меня отсюда.
Сергей Вениаминович побагровел, рванул пальцами узел галстука.
– Ты… да что ты о себе возомнил, мальчишка?! Я же тебя… одним пальцем… лично… – Директор ФСБ выдернул из ящика стола небольшой красивый пистолет. – Что с ним церемониться, капитан!
В то же мгновение Матвей, давно готовившийся к сверхрежиму, вошел в меоз и… исчез. Для генерала, конечно. Потом возник уже сзади, ловко выдернул пистолет из руки Сергея Вениаминовича, направил на Хватова.
– Пошли, капитан?
Хватов сморщился, покачал головой.
– На авешу «глушак» не действует, Соболев. Он в состоянии отключить лишь сознание нормального человека, но не пси-матрицу авеши. Меня тебе не пройти. Боюсь, ты в патовом положении.
– Я пройду тебя, – сказал Матвей, бросая суггестор «удав» в угол кабинета.
Это был самый странный и самый напряженный бой из всех проведенных Матвеем когда-либо.
Ни Матвей, ни его противник не тратили силы на кихон – «разгон воздуха», то есть на какие-то замахи, уклоны, хитрые телодвижения, прыжки и подкаты, они просто замерли друг против друга, глядя поверх головы соперника
[52]
– то есть на уровне инстинктивного перехвата атаки еще до окончательного ее формирования. Оба отлично знали уязвимые места на человеческом теле и готовили молниеносную атаку в одну из болевых точек. Но ни одна мысленно перед этим проигранная атака ни у того, ни у другого не прошла! Оба, что называется, были наглухо закрыты своими рефлекторно-защитными ответами на уровне психического восприятия, а значит – и на уровне физического действия.
Разум в принципе – самый убогий и ненадежный инструмент сознания, в бою мастеров он участия не принимает. Матвей на режиме всегда уходил в состояние мусин, то есть состояние полного «отсутствия разума», именно поэтому его реакция намного превосходила обычную человеческую. Но и капитан Хватов владел мусин и мог жить ускоренно в режиме меоза, поэтому их столкновение было невидимо нормальному человеческому глазу, и даже директор ФСБ, единственный свидетель поединка, почувствовал его необходимость и скрытую мощь.
Наконец они закончили этап анализа мастерства друг друга. Настал черед приемов: Матвей работал в стиле карате-дзицу, двойной удар-блок-укол и встречный стопорящий удар, прерывающий атаку противника, Хватов – в стиле саватт – французского бокса.
