— Да, я это хочу сказать. По крайней мере овчарка тут поучаствовала. Хотя бы одна.
— А вдруг он вырастет припять-псом? — уже в третий раз спросил я.
— Заткнись уже, перестраховщик неугомонный! Вырастет припять-псом, я его лично пристрелю!
Уткин указал дулом пистолета на нашего найденыша, который веселым колобком перекатывался у его ботинка.
— Ты лучше помоги мне кличку для него придумать, — попросил Костя.
— Ну… Мухтар.
— Да ну, кто сейчас так называет? Это времен наших дедушек кличка!
— Ну и хорошо! Традиции сильны преемственностью! Разве нет? И потом, немодно значит стильно.
— Немодно — значит глупо. — Иногда Костя бывал чудовищно груб. — Еще давай!
— Ну… Тузик.
— Мы что, в детском саду? Ты еще Шарика предложи!
— Ну ладно. Тогда Джек. Или Джим. Помнишь, как у Есенина? «Дай, Джим, на счастье лапу мне…»
— Во-первых, не помню. А во-вторых, я настолько англосаксов ненавижу за их, с позволения сказать, новый мировой порядок и агрессивные геополитические устремления, — Тополь державно воздел палец и по-чекистски прищурил один глаз, мол, вон как я умею после Москвы-то! — что даже собаке своей этих ихних имен давать не стану!
— С пониманием относимся. — Я постарался, чтобы мой голос тоже зазвучал как-то по-депутатски, со статусным таким баском.
— Не ожидал я, что у тебя, Комбат, с фантазией так плохо, — с вызовом сказал Костя.
Он правильно угадал струну, на которой можно поиграть. Вызова моей фантазии я просто так спустить не мог. Меня прорвало:
— Ну… Трезор. Полкан. Джульбарс… Вальтер. — Я сам не заметил, как начал сползать на оружейную тему. — Люгер, Хеклер… И Кох… Мадсен. А еще допустим Курок… Затвор… И Капсюль.
— А что? Капсюль… — как бы смакуя имя на языке, протянул Тополь. — Неплохо! Пусть будет Капсюль! — Лицо моего друга стало глуповато-счастливым, то есть таким, каким оно бывало всякий раз, когда он знал, что тяжелая задача решена.
Мне, честно говоря, было все равно. Но я был рад, что Костя рад.
Напомню, что мы спасли этого смешного, с маленьким вертлявым хвостиком щенка из сжимающегося кольца голодных крыс-рогачей — в отличие от щенка мутанты легко залазили и вылазили из котлована благодаря своим феноменально длинным и цепким когтям. Было ясно, что с минуты на минуту кровожадные мутанты отобедают этим усатым, мягоньким комочком. Точнее, отобедает вожак трайба и максимум две его любимых жены. Потому что на всех милой псинки никак не хватит.
— Ах вы, суки! — взвыл Тополь и, позабыв об осторожности, принялся швырять в крыс горстями гаек — применить огнестрел он не решился, чтобы не задеть и не испугать щенка.
Когда Костя взял спасеныша на руки, тот первым делом… обмочился.
Впрочем, Тополь не был в обиде. Знай сюсюкал, чесал песику брюшко и кормил тушенкой из банки, предназначенной, между прочим, нам на обед.
— И что ты дальше с ним планируешь делать? Зачем спасал вообще? — спросил я.
— Как это что? Унесу домой. Выращу суперским псом.
— И как именно ты его унесешь домой? — голосом закоренелого реалиста осведомился я. — Мы же сейчас на Агропром идем. Мы его с собой взять никак не можем! Он своим тявканьем нас демаскирует по самое не могу. То есть все равно придется оставить здесь!
— Я все продумал, не беспокойся, — авторитетно выставив ладонь, заявил Костя. — Мы спрячем его в нашем тайнике в Железном Лесу. Дадим воды на несколько дней, еды, оставим игрушек. Место там есть, аномалий, наоборот, нету. А в понедельник я приду и заберу его!
— И не лень тебе будет?
— Уж будь спокоен! Я животных люблю! — заверил меня Тополь.
Знал бы я тогда, во что нам обойдется этот щеночек, я б его еще там своими руками утопил.
Шучу, конечно. Я ведь тоже животных люблю. Хоть и делаю вид, что бездушный циник.
Глава 2. Нам нужен Борхес
So close no matter how far
Couldn't be much more from the heart
Forever trusting who we are
And nothing else matters
«Nothing Else Matters», Metallica
— Так это что же получается, — сказал Тополь, — если верить тому, что сообщил Лобан, мы через Речной Кордон теперь никак к тайнику нашему не проберемся?
— Выходит, так, — кивнул я.
— А если попробуем с юго-запада зайти, через хорватов?
— Прикрыли лавочку хорватскую. Это мне Любомир сегодня сказал. Туда каких-то индейцев прислали.
— С томагавками? В шапках из орлиных перьев? — с детской надеждой во взоре спросил Тополь.
— Ага, с томагавками. И у каждого трубка мира калибра девяносто миллиметров… Там, Костя, индейцы гуарани из числа парагвайских миротворцев.
— Чудны дела твои, Господи. И в Парагвае, оказывается, люди кушать не могут, пока по нашей Зоне не потопчутся!
— Именно. А в общем мораль такая, что южный маршрут накрылся парагвайским национальным тазом, — вздохнул я. — Потому что, по данным Любомира, из индейцев этих сформированы пикеты и засады. Которыми надежно перекрыта вся хорватская часть Периметра. Стреляют гуарани и в самом деле без предупреждения, ибо всё человеческое им чуждо.
— И что теперь? Мы же совсем этот долбаный Затон не знаем! Может, хоть карта какая точная найдется? Идеи есть? — спросил Тополь.
— Карта нам в Затоне не поможет. Больно паскудными те места сделались. Тут проводник нужен. Живой. Желательно из самых опытных. Который только по Затону и лазит, день заднем, неделя за неделей. Я, кстати, одного такого знаю. Кличут Борхесом.
— Такого я тоже знаю, Вова. И против этой кандидатуры у меня только одно возражение. Но существенное.
— Какое, интересно?
— Борхес твой — редкий задавака! И бездушный он какой-то. А уж эгоист и вовсе совершенно неприличный, — начал загибать пальцы Костя.
— Не без того, — спокойно согласился я.
На самом деле «на гражданке» Борхеса звали Славиком и был он сыном какого-то астраханского рыбнадзорского босса, крышевавшего браконьеров.
Босс отправил сынка учиться на дипломата в город-герой Москву. Сынок учиться не хотел и вместо учебы подался на юга, в Зону.
Поначалу был он неудачлив, неловок и нелеп, а вся рожа его была покрыта противными прыщами. Из-за чего его не любили даже те девушки, которым любить таких Славиков на роду написано.
Но вот однажды наш герой оказался в Зоне во время Выброса. Двоих его попутчиков завернула в мясной рулет сорванная со своего места аномальными ветрами Выброса лента Мёбиуса. Это такая динамическая гравитационная аномалия, которая, в зависимости от степени своей заряженности и загруженности, может нахватать до нескольких десятков тонн всяких предметов и катать их по замкнутой траектории. Иногда людям, пойманным лентой Мёбиуса, удается отделаться легким испугом, но это редко…
