– Тут нам вообще ничего не светит, – покачал головой Благуша, прекрасно его понимая. После всей этой беготни он изрядно притомился, и отдых на постоялом дворе, где можно было бы сносно провести остаток ночи, а потом уж утром, на свежую голову кумекать, что делать дальше, ему бы не помешал. Что уж тут говорить об остальных – особенно о Минуте. Только дедок держался ещё более-менее бодро, словно и не таскал всю дорогу на спине здоровенный сидор. Интересно, оторви и выбрось, что же он там такое держит?
– Так, может, тогда к олдю возвратимся? – задумчиво проговорил Воха Василиск. – Эх, обертон те по ушам, хрум-хрум, что-то нет у меня желания снова с бандюками встречаться, и так еле от них ушли, чавк-чавк… Поди, они и поныне нас на той стороне караулят… хрум-хрум… ежели их народ из Утренних Слёз не разогнал…
– Да прекрати, паря, яблоки свои жрать! – неожиданно вспылил дед. – Сколько же чавкать можно! Ну что за молодёжь пошла, скатертью дорога, ну никакого воспитания!
– Тебе что, завидно, дедуля? – огрызнулся Воха. – Я, может, с утра не жрамши, а ты мой ужин зажимаешь!
– Ладно, Воха, остынь. И вправду, хватит чавкать, всех уже достал, – вступился за Безумного Проповедника Благуша. – Так что, дедок, будем возвращаться или другие предложения есть?
– Не надо, – буркнул Безумный Проповедник. – Не надо возвращаться. Мы к другому олдю пойдём, он не один тут такой особенный имеется! Правда, далековато будет, попутных возов, ясное дело, мы здесь не отыщем, но ничего, к полудню доберёмся, скатертью дорога. Сперва надо до Раздрая дойти, потом ещё столько же в другую сторону, а там и…
– Эх, ничего себе, и всё на своих двоих?! – возмутился Воха. Бард достал следующее яблоко, но теперь, после упрёков и замечаний, медлил за него приниматься. – Ноги-то у меня не казённые, дедуля! Утешил, называется!
– А тебя никто и не упрашивает, хочешь – здесь оставайся, – снова принял сторону деда Благуша. – На кой ляд тебя вообще с нами понесло?
– Да потому и понесло, что я свою собственную балабойку в драке за вас обломал!
– Да ты ж её о голову Обормота расчекрыжил, оторви и выбрось!
– А хотел об голову ватамана, ты что, не видел или издеваешься?!
– Мало ли что хотел, досталось-то Обормоту!
– Да ты никак бочку на меня катишь, обертон те по ушам?
Тут и слав начал заводиться, не замечая, что Минута уже несколько раз предупредительно дёрнула его за рукав. К тому же именно сейчас ему припомнилось, какие оценивающие взгляды Воха бросал на его девицу ещё в трактире, явно собираясь, оторви и выбрось, к ней пристроиться и поухаживать, когда выпадет подходящий момент. И наверняка выпал бы, ежели бы Благуша в трактир вовремя не заявился. В груди слава зашевелилась запоздалая ревность, как известно – штука неприятная и нервная.
– Да на тебя и матрёшки хватит! – пренебрежительно парировал торгаш.
На что Воха совершенно по-детски выпалил, явно обидевшись:
– От дудака и слышу!
– Я не такой дудак, как ты выглядишь! – не остался в долгу слав, которого после сравнительно недолгого, но плодотворного общения с книжицей апофегм непросто было сбить с толку столь простым выпадом.
– А ну замолкните все! – неожиданно властно рявкнул дед, разом прекратив быстро набиравшую обороты перепалку, и, повернувшись к Минуте, спросил: – А ты что молчишь, девица, скатертью дорога? Твоя ведь затея была, тебе я всё энто показываю, а не энтим балбесам. Тебе и решать – идём к энтому олдю обратно, счастья пытать или двигаем к следующему.
– Ну, наконец-то хоть кто-то моим мнением поинтересовался, – чуточку напряжённо улыбнулась Минута. – Спасибо, дедушко. А я вот что скажу – двинем-ка мы сперва на Станцию! Раз уж я сюда попала, то должна выяснить, что в этом домене творится, как обстоят дела с транспортом, то бишь с Махиной. Тем более что и крюк-то выходит небольшой. А там и к твоему олдю, дедушко, подадимся. Ничего, что идти долго придётся, я и не на такие расстояния хаживала.
– Ага, а в трактире на Станции и отдохнём, раз здесь не удалось! – прикинул сразу повеселевший Воха. – Это мне подходит!
– А с чего ты взял, что там кто живой окажется, раз здесь нет? – насмешливо проворчал ещё не совсем остывший слав. – Я лично в этом сильно сомневаюсь, оторви и выбрось.
– Вот и проверим, обертон те по ушам! Всё лучше, чем стоять! Лично мне зябко что-то становится, ночка-то прохладная здесь выдалась! – И Воха, как бы ставя завершающую точку в этом споре, не удержался и всё-таки звучно хрумкнул яблоком, которое уже долго держал в руке.
С последним аргументом барда Благуша не мог не согласиться, а потому препираться больше не стал. Вохе ведь и здесь не повезло – удирать из Утренних Слёз пришлось в одной рубахе да штанцах, хоть и плисовых, поэтому неудивительно, что бард начал зябнуть. Остальные-то были одеты потеплее.
На том, собственно, и порешили, дружно двинувшись по центральной улице в сторону Станции. Словно желая им помочь, небо в этот момент очистилось от туч, и глазастые звёздочки, засияв мягким призрачным светом над головой путешественников, уронили этот свет им под ноги – указывая дорогу.
Глава восьмая,
в которой бандюков тоже ждут пренеприятнейшие сюрпризы – один хуже другого
Сколько дерьма – аж в голове не укладывается!
Апофегмы
Подсылать Скальца к стражникам на Раздрай-Мост, чтобы выяснить, куда подались беглецы, ватаману не пришлось, потому как стражников на месте не оказалось.
Вот только никому от этого легче не стало.
Ежели бы дело этим и ограничилось, то бандюки только порадовались бы беспрепятственному проходу… Но! На месте не оказалось и самого Раздрай-Моста, который должен был соединять домен с соседним!
А это вам уже не матюгальники на заборах рисовать.
Некоторое время, столпившись у самого Края Бездонья, бандюки ошеломлённо таращились на зияющую возле ног пустоту, протянувшуюся от края до края на тридцать совершенно непреодолимых шагов, не зная, что и подумать. Как всегда в затруднительных ситуациях, подобных этой, руки бандюков сами нашли себе привычное занятие, способствующее мыслительному процессу, – попросту говоря, ватага в полном составе усиленно чесала скрюченными пальцами бритые затылки. Хруст стоял изрядный, особенно учитывая то, что у некоторых уже пробивалась жёсткая, как проволока, щетина.
Лишь Скалец не смог последовать примеру остальных, причём при всём желании, – до самого Раздрая ватаман заставлял его проверять все попутные олди на пригодность к перемещению на ту сторону – так, на всякий случай, впрок на будущее. Поэтому после десятков каменных лбов, к коим Красавчик успел приложиться по пути, руки у него, отбитые едва ли не по самые ухи, распухли и гудели, что станционные колокола, заставляя его молча морщиться от непроходящей ноющей боли. Да и собственный лоб тоже опух после памятной ватамановской плюхи. Так что, молча исходя тихой ненавистью к ватаману лично, он уже был рад даже тому, что тот хоть на время о нём забыл, а в его мысленном чёрном списке имя ватамана после сих насильственных процедур попало на первое место, уверенно потеснив бывшего другана Благушу – потому как слав с ним такого никогда не вытворял. «Эх, разогни коромысло», – тоскливо думал Скалец. Будь проклят тот день, когда он встретил ватагу и сгоряча, пылая жаждой мести, обратился к ней за помощью. Какой же он дудак после этого… Кто ж знал, что у ватаги с Благушей свои личные счёты? Мало того что эти подлюки две откупные матрёшки отобрали, так ещё и с собой его потащили – отслужить за услугу, так сказать, натурой. Вот и служил… Чтоб этих олдей молниями повыбивало, чтоб их елсы в Бездонье уволокли, желательно вместе с ватаманом, чтоб…
