Вскоре парень стал замечать на стенах островки странной плесени — круглые полуметровые пятна с утолщениями в центре. Сперва они появились слева, и Димка благоразумно сместился в сторону, стараясь держаться от них на расстоянии, но потом плесень проросла и с правой стороны. Пришлось шагать посередке. Жутеньких историй о плотоядной дряни всех форм и размеров, возникших в глухих уголках метро, он слышал немало. И хотя большинство из них, как правило, вранье, так сказать, народный фольклор, но перестраховаться не мешало.
И все же Димка не вытерпел и остановился, чтобы рассмотреть одно из таких пятен подробнее. Медленно поднес руку с зажигалкой, готовый в любой момент отпрянуть. Плесень была голубоватой, с крупными густыми ворсинками, словно мех причудливого животного. Смотреть неприятно, но вроде ничего опасного.
И тут нарост в центре ворсистого круга едва заметно шевельнулся.
Мысленно чертыхнувшись, Димка попятился, но больше никаких признаков жизни не последовало. Однако стоило погаснуть свету, как обнаружилось новое явление — плесень сама слабенько засветилась, будто успев впитать в себя огонек зажигалки, пока Димка стоял рядом.
Еще несколько минут пути. Пятен на стенах становилось все больше, пока они не слились в сплошной ковер, захвативший и свод, и пол. Сплошной меховой рукав, а не коридор. Причем расцветка с каждым шагом все больше менялась, голубоватые оттенки разбавили желтые и фиолетовые. Кое-где из ковра выглядывали твердые на вид, скрюченные наросты — словно причудливые штопоры вывинтились из стен, пробив сплошной ковер изнутри. Еще появился запах — горьковатый, вяжущий при вдохе нёбо и язык. Идти дальше становилось, мягко говоря, страшновато, но продавленные в плесени следы на полу ясно указывали, что Натуралист ходил именно этим путем. Так что ничего не оставалось, как, набравшись решимости, двигаться дальше, ступая прямо по этой мерзости.
Тяжелый удушливый воздух с трудом лез в легкие, словно плесень высосала из него весь кислород и влагу. Возможно, здесь витало слишком много плесневых спор. Как же жаль, что нет респиратора! С другой стороны, в перегонах, где приходилось мотаться по делам Бауманки, он не требовался…
Димка снова остановился, смочил драгоценной водой кусок старой простыни, служившей ему платком, прижал ко рту и ноздрям и завязал концы на шее сзади, чтобы освободить руки. Двинулся дальше, вдыхая и выдыхая через влажную ткань. Так гораздо легче. Зато с ногой становилось хуже — рану под повязкой болезненно дергало при каждом шаге. Пока терпимо, идти можно, но боль подтачивала силы и мешала сосредоточиться.
Щелчок зажигалки, слабый огонек. Слабое дуновение воздуха от движения человеческого тела шевелило пушистые бугры на стенах, так что казалось, будто дышит сама плесень. Неровными толчками билось сердце, а в груди медленно рос тяжелый шершавый ком, мешающий вдохнуть. Димка слышал, что, вдыхая споры, можно серьезно отравиться, и ему уже начинала мерещиться всякая чертовщина.
Например, шаги за спиной. Тихие крадущиеся шаги, на пределе слышимости. Не человеческие. Уже минут пять кто-то крался за ним следом, просто он не сразу это осознал.
Димка стремительно развернулся, обеими руками вцепившись в «калаш». Бедро от резкого движения прострелила острая боль. Бауманец сдержался и не вскрикнул, лишь до хруста сжал зубы. Стоял и напряженно пялился в темноту, прислушиваясь до звона в ушах.
Ничего. Просто показалось. Не стоит задерживаться, иначе этот воздух его доконает раньше, чем он наткнется на реальную тварь.
Усталость поначалу лишь плелась за ним, настырно цепляясь за пятки. Затем обнаглела и забралась на ноги, обхватила их, стараясь сковать шаги мягкими невидимыми лапами. Димка время от времени встряхивал головой, чувствуя, что сознание словно ускользает куда-то во тьму, более глубокую, чем та, которая его обнимала, шепча о необходимости отдохнуть, присесть, а еще лучше — прилечь, вытянуть натруженное тело на мягкой перине мха…
«Вот гадство… Врешь, не возьмешь. Не исключено, что эта чертовая плесень так и питается. Трупами тех, кто сдается настойчивому шепоту навеянного дурмана. Нужно держаться. Проклятый коридор, когда же он кончится…»
Димка снова замер.
Цок-цок-цок…
«Снова за спиной. Судя по рассеянному, едва слышному звуку — метров пятьдесят. Может, немного меньше».
Димка медленно, бесшумно присел, не оборачиваясь. Если он попытается рассмотреть сейчас преследователя в слабом огоньке зажигалки, то лишь обнаружит себя, так как в таком свете уже не видишь даже то, что находится дальше твоей руки. Но можно сделать хитрее. Как назло, в карманах ни клочка бумаги. В рюкзаке кусок свинины в промасленной тряпке, но доставать долго, да и будет ли тряпка нормально гореть, это еще вопрос. Влажный платок стягивает лицо, а бинты все перевел…
Димка развязал кусок тряпки, который был намотан поверх штанины, грязный и наполовину влажный от крови. Несильно скомкал его и опустил прямо в отпечаток обуви, продавленный в плесени тем, кто прошел тут до него. Выбрал более-менее сухой участок на тряпке и поджег, заслонив огонек телом. Сине-желтый язычок пламени неохотно принял подношение, зачадил, медленно разрастаясь.
Димка плавно поднялся, стараясь не затушить огонек движением воздуха, тихо прошел на десять шагов вперед. Развернулся в обратную сторону, присел, поднимая автомат. Теперь того, кто выйдет на огонек, он должен увидеть первым. Если преследователь не затаится, и если чадящая тряпка не прогорит раньше…
Привыкшим к темноте глазам хватало даже такого скудного света, чтобы разглядеть стены коридора вокруг импровизированного светильника. Странно, но никакого волнения Димка в этот момент не испытывал. Перегорел он уже бояться. Теперь пусть боится тот, кто решится выйти на свет. Давно уже хочется в кого-нибудь разрядить обойму, выпустить скопившееся внутри нервное напряжение.
Цок-цок-цок…
«Шагов тридцать. Все-таки не затаился, идет сюда. Наверняка тварь привлек запах крови, которым пропиталась одежда. Проголодалась, мразь? Ну, иди, иди, встретим тебя горяченьким!»
Цок-цок.
Словно когти шилоклюва, царапающие бетон сквозь плесень. «Бред. — Димка криво усмехнулся. — Шилоклювы не водятся в туннелях. Разве что только во сне. Но сейчас я точно не сплю и не одурманен — слишком болит нога, да и лицо ноет от ссадин. А во сне, как правило, не испытываешь боли. За редким исключением…»
Парня охватило мстительное возбуждение. Вот настоящее дело, по которому он соскучился, — уничтожать нечисть. Наверное, он просто спятил, раз радуется схватке в такой ситуации. Один, без поддержки, с ограниченным боезапасом. Без разведанных путей отхода. Наверное, это от отчаяния.
Плевать!
Огонек заколебался, собираясь погаснуть, но в последний момент передумал и разгорелся снова. Скорее всего, пока прогорала сухая часть тряпки, от тепла успело подсохнуть и остальное.
Цок.
Сзади пламени возникла тень, наполовину заполнив свободное пространство коридора, и глаза Димки невольно расширились, а страх запоздало стиснул сердце. По мышцам прокатилась непроизвольная дрожь.
