Пытаясь окончательно разобраться в своих ощущения, я пришел к выводу, что взъярился не столько на этого несчастного – с «нарезки» меня заставил сойти взрыв подсознательного, идущего из глубин естества страха. Впервые за много лет я испугался столь сильно. Охраняемый искусством иной расы, я настолько привык к исключительной, всеобъемлющей безопасности своего существования в его теплой, предупредительной скорлупке, что это мгновение, едва не стоившее мне жизни, вытряхнуло меня, словно неоперившегося птенца из материнского гнезда, носом в грязь, в страшный незнакомый мир, где безопасность иллюзорна, где она лишь плод воображения. Куда только подевались хваленые цивилизованность и терпимость. Осыпались, как проточенная гнильем кора с мертвого дерева.
Жар стыда и сожаления горячил щеки.
Я снова убил, несмотря на то что все утро терзался предыдущей смертью. Ну и где они, мои законы совести?
Эти люди, даже нападая, были беззащитны передо мной, перед моей силой. Я гнушался направленным внушением и тут же творил зло еще большее, отнимая саму жизнь…
Хватит. Сделанного не вернешь. Незачем трепать себе нервы попусту. Просто будь более внимателен на будущее, чтобы предотвратить подобные случаи…
Справа пронесся постоялый двор, просторный, окруженный высокой, плотной изгородью из колючего мята. «Обоз, оставшийся далеко позади, – мимолетно подумал я, – скорее всего, успеет добраться сюда до полной темноты и заночевать под защитой жилища и изгороди». Я же устремился дальше… Желание закончить все как можно быстрее гнало вперед, заставляя забыть об отдыхе…
Для эмпатического восприятия тот охранник в момент атаки был практически пустым местом. Он двигался, как машина, робот, не испытывая никаких эмоций, ощущений, ни единой мысли не вертелось в его голове. Подобная бездушность должна была меня насторожить. В его ауре преобладало красноватое свечение – цвет грубой физической силы, цвет действия. И больше ничего. Но такого не бывает. Человеческая личность всегда испытывает гамму разнообразных чувств, даже если не осознает этого. Тут уж поневоле сделаешь вывод, что не только его воля, но и сама личность была подавлена какой-то посторонней силой. Кроме того, седоусый говорил о какой-то твари, что садилась на плечо молодого, после чего его поведение изменилось. Зацепок было предостаточно. Запущенная в информационный массив эмлота наживка прояснила ситуацию окончательно. Мне стало ясно, что такое эта каруна, являющаяся источником марнов, людей, зомбированных для выполнения определенной цели. Трактирщик и охранник – две невольные жертвы, два звена одной цепи, тянувшейся, без сомнения, к дал-роктам в целом и к Драхубу – в частности. Полученная информация лишь усилила снедавшее меня беспокойство. Проблемы, громоздясь одна на другую, кажется, скоро выйдут за рамки моих возможностей. Вернее, уже выходят…
Поневоле мысли снова вернулись к моему недавнему сну. Мне очень редко снятся сны. И почти никогда – просто так. Сны были моим проклятием. Я обладал слабым даром предвидения. Слабым – потому что оно посещало меня в самые критические моменты моей жизни и касалось только меня самого. На Шелте картины разрушения и смерти преследовали меня неотступно, и во сне, и наяву, вплоть до развязки, оказавшейся кошмарно похожей на мои видения. Привидевшийся сон являлся очень плохим признаком. Он относился к местному Пророчеству. Силы Неба, только не это…
Я все еще несся во весь опор на своем чарсе, когда начало темнеть, а в окружающем лесу снова появились уже знакомые мне костлявые твари – лысуны. Свирепые, безжалостные, вечно голодные ночные охотники с невинно-детскими лицами. Почуявший их чарс начал немедленно звереть, глаза налились кровью, из клыкастой глотки вырвалось низкое утробное рычание, полное нешуточной угрозы. Он тоже к этому времени проголодался и был не против перекусить парочкой лысунов. Но лысунов было много, а нас с чарсом – мало, поэтому, когда те начали окружать нас, прячась за лесными зарослями у дороги, я снова распугал их своим ментальным «чудищем».
Разбежались твари неохотно.
То ли попались менее пугливые и более голодные, то ли осмелели с приближением темноты, то ли получаться у меня стало хуже. Неудивительно – все тело жгуче ныло от изнеможения. Тело требовало отдыха, но я не был уверен, что обычный отдых принесет мне облегчение. Тут было что-то иное, что-то очень скверное… Мне нужна была помощь Гилсвери, ожидавшего в Абесине. Маг должен хорошо разбираться в таких вещах, он наверняка знал, в чем дело, и знал, как с этим бороться.
Вскоре лес кончился, и дорога вынесла меня к давно ожидаемому городу.
Лысуны отстали, не решившись выйти из привычной среды обитания до наступления полной темноты, а я устремил взгляд на приближающиеся городские ворота, возвышавшиеся над дорогой метра на четыре. В отличие от Жарла и Аваната, здесь возводить стены были разрешено, хотя и не очень высокие, всего в три метра высотой. Причин тому было множество. Во-первых, вблизи проходила граница соседнего макора – Адаламоса, где обитали серые адалаи, во-вторых, город обосновался на берегу Великого озера, где можно было ожидать нападения врагов с воды, и в-последних, в Абесине не было поселений нубесов, не выносивших близости воды. Время от времени здесь появлялись только отдельные патрулирующие разъезды, именуемые клантами и состоявшие из боевых семерок, соединенных родовыми связями.
Ворота начали уже закрываться, когда я подъехал, и старый ворчливый стражник, придержав створки, впустил меня внутрь. Вместо пошлины за въезд пришлось навесить «призрак», и он тут же меня забыл.
13. Старый враг
В полдень в макоре серых адалаев поднялась метель.
С неба вдруг повалил сильный снег, подул резкий, обжигающе холодный ветер, и завертелась свистопляска, затрудняя видимость и заметая дорогу. Драхуб глубже надвинул капюшон поверх своего устрашающего шлема, стараясь оградить лицо от летящих навстречу снежных хлопьев, чарс недовольно ворчал, поворачивая морду то вправо, то влево в попытке уберечься от незнакомого ему явления. Но снег летел отовсюду, заставляя зверя нервничать, и магу пришлось коснуться его разума успокаивающим импульсом. Вместо своего старого боевого зверя, покоренного демоном, магу еще перед отъездом из Колдэна пришлось выбрать подходящий экземпляр из стаи созревшего для дела молодняка, и этот молодой зверь, естественно, в других макорах еще не бывал. В родном же, где он вырос, нет ни таких холодов, ни снежных зим.
На пардов, неотступно следовавших за ним, он не оглядывался. Ветеранам было не привыкать к подобной погоде.
Несмотря на ухудшение видимости, сбиться с дороги маг не опасался – острейшее чутье дал-рокта не позволит заблудиться где бы то ни было. Так что черные звери продолжали выкладываться во всю силу своих ног, лишь немного сбросив скорость из-за увеличившейся глубины снежного покрова, доходившего теперь до щиколоток.
То же чутье вскоре неожиданно донесло до него запах опасности, притаившейся впереди, но маг и не подумал замедлять бег своего небольшого отряда. Что могло быть такого в макоре серых адалаев, что оказалось бы способным остановить его?
