– Шутница ты, Романова, – захихикал
Крюков, – катишь себе на передачу, а сейчас надо мной издеваешься.
Впрочем, молодец, от Таганки три минуты езды до нас, а эфир только через час.
Я едва не шагнула мимо ступеньки. Радио!
Господи, совершенно вылетело из головы! Какое счастье, что «Стройкварт»
расположен в двух шагах от станции, носящей мелодично-интеллигентное название
«Бум».
Глава 9
Борька встретил меня у охранника.
– Эй, Романова, двигай сюда.
Я не успела опомниться, как он втянул меня в
лифт, довез до второго этажа, протащил по длинному коридору и втолкнул в
небольшую комнату, заставленную кожаными диванами, произведенными в тридцатых
годах прошлого столетия. Если вы когда-либо смотрели кинофильмы о застенках
НКВД, то сразу представите, о чем речь. Отчего-то наши кинематографисты любят
запечатлевать чекистов, сидящих на таких черных, мрачных, чуть проваленных
диванах.
– Устраивайся, – велел Борька.
Я плюхнулась на скользкие подушки.
– Значит, так, – зачастил Крюков, –
у тебя сегодня гость, певец Луис.
– Кто?
– Дед Пихто, – мигом обозлился
Борька. – Слушай внимательно!
– Извини, я не поняла, какой певец? Он тенор,
баритон или бас?
Крюков замер с раскрытым ртом.
– Луис? Фанерщик.
Я растерялась:
– Столяр?
Борька заморгал, потом спросил:
– Ты издеваешься?
– Нет, конечно, ты же сам только что заявил:
Луис – фанерщик.
– Романова! – взвыл Борька. –
Умереть не встать! Луис поет под фанеру, усекла?
Я с трудом пыталась сориентироваться.
– Под фанеру? В каком смысле? На ней играют? А
как?
Крюков закатил глаза:
– Романова, ты что, пролежала всю жизнь в
нафталине? Не знать про фанеру! С ума сойти. Фанера – это запись. Луис только
бегает по сцене, приплясывает и разевает рот. Честно говоря, он полный ноль.
Все его хиты сделаны звукорежиссером в студии. Неужто ты не слыхала про такое?
Я кивнула:
– Уж не настолько я отстала от жизни, просто
не знала, что данное явление называется «фанера». Откровенно говоря, я не слежу
за популярной музыкой.
– Ладно, – успокоился Борис, – едем
дальше. Луис завалит к тебе на полчаса, задашь ему пару «оригинальных»
вопросов, типа: ваши творческие планы или: о чем вы думали, когда сочиняли
песню «Очи синие», и дело с концом. Луис треплив, любого диджея переговорит. На
всякий случай возьми.
– Это что? – спросила я, беря листок.
– Информация о Луисе, – скривился
Борька, – ну там, родился, женился, развелся, женился, развелся, в общем,
всякая лабуда.
– Зачем она мне?
– Вдруг пригодится. Потом Луис уйдет, затем
будет перерыв на новости и викторина. Плевое дело! Задаешь вопросы, режиссер
выведет в эфир ответы зрителей, давай пошли.
Борька вскочил и резво впихнул меня в
крохотную комнатенку, все свободное пространство которой занимал стол, над ним
висело два микрофона, рядом стояли стулья. Я села слева, увидела большое окно и
женщину, сидевшую по ту сторону стекла перед большим пультом. Она помахала мне
рукой и сделала такое движение, словно надевала шапку. Я поняла ее правильно и
натянула на голову лежащие на столе наушники.
– Влетаем в четыре двенадцать, – раздался
в моих ушах мелодичный голос, – сначала колокольчики, затем блямки, и
понеслось. Вылететь тебе надо в двадцать сорок, позже никак, унесет.
– Извините, я первый раз в студии, –
робко сказала я.
– Ничего, – успокоила меня
режиссер, – все когда-то случается впервые. Видишь красную кнопку?
– Да.
– Скажу «начинай», смело ткни в нее и говори,
все понесется в эфир. Закончишь, выключишь. Ничего хитрого. За минуту до конца
я дам музыку в «ушки», и все. Не боись. Ну, ни пуха тебе.
Я затряслась мелкой дрожью. Господи, ну зачем
я согласилась на эту авантюру? Ведь сейчас опозорюсь на всю страну. И потом,
где гость?
– Начинай!
Я беспомощно посмотрела по сторонам. Делать-то
чего? Сижу одна!
– Начинай!
В состоянии грогги, я нажала на выступающую из
стола кнопочку. Вмиг над окном вспыхнула красная лампочка.
– Давайте же, – потребовала
режиссер, – эфир не терпит пустоты.
Я проглотила слюну и пролепетала:
– Добрый вечер…
– Громче!
– Здравствуйте, товарищи, то есть, господа,
дамы и кавалеры…
– С ума сойти! – восхитилась режиссер.
Я покрылась потом. Дальше-то что делать?
– Добрый вечер…
– Хорош здороваться! – рявкнула режиссер.
Я растерялась окончательно, но тут по моим
ногам пробежал легкий сквозняк, и в соседнее кресло опустился молодой парень в
сильно потертом джинсовом костюме. Поверьте, никогда в жизни я так не
радовалась гостю, как в этот момент.
В моем голосе появились твердые нотки.
– Добрый вечер всем, кто с той стороны радиоприемника.
– Я офигеваю, – ожила режиссер, –
ты, между прочим, не у «Спидолы» сидишь, чукча!
Но я решила не обращать внимания на вечно
недовольную тетку.
– У нас в студии гость, певец Луис.
Здравствуйте!
– Приветик, – прогундосил паренек,
распространяя запах мятной жвачки.
– Расскажите о ваших творческих планах, –
бодро оттарабанила я.
Луис поерзал на стуле, кашлянул и сказал:
– Ну… типа… того… этого, ясно?
– Нет, – совершенно честно ответила я и,
решив, что он плохо расслышал вопрос, задала его снова.
– Уважаемый Луис, расскажите, пожалуйста,
нашим слушателям о своих творческих планах.
Внезапно певец повернулся ко мне и с
выражением неземного удивления в голосе воскликнул:
– Втыкалово не работает.
– Вы о чем? – не поняла я.
– Ну я не втыкаюсь!
– Во что? – изумилась я, судорожно ища
глазами розетку.
Бог их разберет, этих певцов новой эстрады.
Вдруг ему нужно, чтобы почетче выражаться, подключиться к электросети.
