— Брехня! — отчеканила Света. — Это у научных
сотрудников так, а нам никаких привилегий. К десяти как штык приди, пол помой,
а затем банки, блин, склянки… тьфу! К часу дня ученые подтянутся, и ну болтать:
бла-бла-бла… К пяти вечера натреплются и начнут штативами греметь. В шесть
подойдешь к завлабу и скажешь: «До свидания», а он в ответ: «Ты куда? Мы все
здесь». Здорово выходит! Они-то к обеду приперли, затем языком мололи, а я ведь
в десять пришла! Да еще жаба эта, сука Нина Леонидовна… Ну, откуда она узнала!
— Что?
Света шмыгнула носом.
— Парень у меня есть. Скажи, кого это волнует?
— Никого.
— Во, и я так считаю. Но у Нинки иное мнение,
ей все про народ знать надо. У-у-у, жабина, морда мерзопакостная…
— Чем тебя так Нина Леонидовна обидела? —
заинтересовалась я.
Светлана вытащила пачку ментоловых сигарет.
— Аборт я ходила делать, в воскресенье, в свой
законный выходной. Утром легла, вечером утопала, в понедельник, как всегда, на
работе. Службу не пропускала, отгул не просила, все шито-крыто. Мама не узнала,
подруги тоже, неохота мне всем о таком рассказывать.
— Ясное дело, — кивнула я, — интимное
обстоятельство.
— А сегодня, — зло блестя глазами, выпалила
Света, — подваливает ко мне Нина Леонидовна…
В общем, эта самая Нина Леонидовна вдруг с
издевкой поинтересовалась у девушки:
— Как самочувствие?
— Спасибо, нормально, — ответила удивленная
Светлана.
— Ты, деточка, зря в мини-юбке сейчас пришла,
— склонила голову набок дама. — После операции надо беречься, легко заболеть,
потом всю жизнь лечиться станешь.
— Вы о чем? — испуганно спросила Света.
— О твоем аборте, — вздернула брови жаба и с
фальшивым сочувствием продолжила: — Ты с мамой-то посоветовалась? Опасная
операция, можно навсегда бесплодной остаться. Хотя сейчас молодежь ужасная
пошла, никто для вас не авторитет.
Светлана так и застыла с открытым ртом…
— Вот скажи, — недоумевала она сейчас, —
откуда сука узнала?
— Ты бюллетень брала? — предположила я.
— Нет, конечно, — затрясла головой Света. —
Говорю же, за выходной управилась. И вообще, личная жизнь никого волновать не
должна. Но я-то умная, хорошо знаю: хочешь сохранить тайну, никому о ней не
рассказывай. Поэтому об аборте молчала. Даже мой парень не в курсах, а Нинка
знает!
— Значит, кто-то тебя выдал, — предположила я.
— Если в больнице была, то документы свои показывала, а там имеются врач,
медсестра, нянечки… Небось у Нины Леонидовны среди персонала знакомые есть.
— Похоже, Нинка повсюду информаторами
обзавелась, — мрачно заявила Светлана. — Я вначале никак не врубалась, отчего с
ней наш народ так внимателен, аж приседает и кланяется. Нинка всего лишь
кандидат наук, а тут и докторов полно. Отчего ей такой почет? Еще она себя
старейшим сотрудником называет, только Ольга Ильинична, которая лабораторией заведует,
в НИИ пришла страх назвать в каком году, так долго не живут. Однако Ольгу
Ильиничну не замечают, а Нинку постоянно и на все праздники в президиум сажают.
Ой, тут недавно цирк случился! Представь, у НИИ нашего гребаного юбилей
подвалил. Директор праздник устроил — фуршет убогий, денег-то нет, поэтому вот
вам, дорогие, пирожки с пустом. А перед коллективной пьянкой начали слонов
раздавать: одному грамоту, другому благодарность… Нет бы премию выписать, за
фигом людям хрень в рамочке… А под конец вытаскивает наш Владлен Игоревич папку
и вещает:
— Настал момент награждения самой старейшей
сотрудницы, которая тут всю жизнь проработала…
Гу-гу-гу, ду-ду-ду… Нинка встала, пошла к
сцене, все хлопают, в глаза-то ей народ улыбается. Не успела она к Владлену
Игоревичу подняться, как на сцену выбегает Ольга Ильинична, чуть не плачет и
кричит:
— Я сюда гораздо раньше пришла! Значит,
грамота моя!
Владлен Игоревич вздрогнул, зал загудел. Нина
Леонидовна, похоже, на секунду растерялась, а Ольга Ильинична тем временем
выхватила у заклятой подружки красную папку и торжествующе воскликнула:
— Я молчала, пока вас превозносили на
собраниях, но звания старейшей сотрудницы не отдам!
…Светлана тогда чуть не умерла от хохота. Нет,
старухам совсем крышу поотрывало, того и гляди они из-за клочка бумаги
передерутся. Это ж как весело!
Драка и в самом деле случилась, только была
она вербальной. Нина Леонидовна прищурилась и звонко воскликнула:
— Ошибаетесь, Ольга Ильинична, старейшая я!
Пришла на работу в год основания НИИ, мне едва исполнилось семнадцать. Покойный
Сергей Лазаревич лично приказ о приеме в лабораторию подписал. Так-то.
— Ага! — азартно воскликнула вторая
претендентка на старейшинство. — Анна Сергеевна, ну-ка, скажите громко всем, когда
я тут появилась?
— Если верить записи в трудовой книжке, то вы
приступили к службе раньше, — пискнула главная кадровичка.
— Вот! — топнула ногой Ольга Ильинична. —
Правду не зарыть, не спрятать. Сергей Лазаревич сам позже меня пришел, охотно
верю, что он приказ о вашем приеме в лабораторию подписывал. А меня зачислял
сам Натан Львович, отец-основатель нашего НИИ, академик из великих!
В зале стало так тихо, что было слышно, как у
директора трясутся руки. Именно трясутся — Владлен Игоревич положил кисти на
стол, и пальцы помимо воли хозяина дергались, стучали о полированную доску.
И тут Нина Леонидовна улыбнулась.
— Орест Михайлович! — нежно пропела она. — Не
вижу вас! Скажите, коллеги, наш юрисконсульт тут?
— Здесь я, душенька, — проблеял законник, — весь
в вашем распоряжении.
— Разберитесь с казусом, — по-прежнему
улыбаясь, потребовала Нина Леонидовна. — Можно и даже нужно это сделать прямо в
данную секунду. Смотрите, получается, я поступила на работу в наш НИИ позже
Ольги Ильиничны…
— Да, — торжествующе перебила ее соперница, —
о чем безоговорочно свидетельствуют документы.
— Никто и не спорит, — кивнула Нина
Леонидовна, — вопрос в ином. Я трудилась непрерывно, а Ольга Ильинична
увольнялась — уходила на три года, а потом вернулась. Следовательно, мой стаж в
институте непрерывен, а Ольга Ильинична хоть и пришла раньше, тридцать шесть
месяцев отсутствовала. Кто старейший?
— Вы, душенька, — закивал Орест Михайлович, —
какие уж тут сомнения.
Зал снова зашумел, Ольга Ильинична затопала
ногами, обутыми в чемоданообразные ботинки.
— Вранье! Я не увольнялась! Никогда!
Нина Леонидовна засмеялась:
