Николай Иванович посмотрел на Антонову долгим
взглядом, в котором ясно читалось: «ну и дура ты», потом ровным голосом сказал:
— Вдумайтесь в ситуацию. Следов никаких, в том
числе и на замке, ущерб не нанесен, начальник охраны уверяет, что на территорию
поселка не входили посторонние. Девочка теперь часто сидит одна, внимание к ней
вследствие прекращения спортивной карьеры упало, она больше не звезда, не
героиня, не чемпионка, а самый обычный ребенок. Разобрались в ситуации?
— Нет, — слегка настороженно ответила Мэри. —
Говорите, к чему клоните!
— Я тут проконсультировался у
психолога, — отведя глаза в сторону, заявил Николай Иванович, — и у него есть
интересная версия: Ларочка страдает от тех изменений, которые случились в ее
судьбе из-за болезни, и хочет любым путем привлечь к себе внимание.
— Вы намекаете… — промямлила Мэри.
— Поймите, мне очень жаль девочку, — перебил
ее Николай Иванович, — только получается, что никакого грабителя не было. Ну не
может человек появиться и испариться бесследно!
— Моя дочь не врунья! — возмутилась Мэри.
Николай Иванович потер затылок.
— Вы пришли домой буквально спустя пару минут
после того, как вор покинул особняк?
— Да, — подтвердила Мэри. — Ларочка именно так
и сказала, она успела лишь дойти от кухни до дивана в гостиной. Даже учитывая
то, что она находилась в шоке, это не должно было занять более пяти минут.
— Помните, Лара заявила о резком запахе
одеколона, который исходил от грабителя, так?
— Верно, — закивала Мэри. — Аккуратный,
мерзавец, небось побрился перед выходом на «работу».
— А как у вас с обонянием? — неожиданно
поинтересовался следователь. — Гайморитом или хроническим ринитом не страдаете?
— Нет, — чуть удивленно ответила Мэри.
— Заболеваний, вследствие которых лишились
способности распознавать запахи, не имеете?
— Скорей наоборот, — мягко улыбнулась
Мэри, — всю жизнь мучаюсь от обостренного восприятия.
— Тогда почему, войдя в дом, не почувствовали
резкий запах мужского одеколона? — в лоб спросил следователь.
— Не знаю, — растерялась Мэри.
— Правда, странно? — прищурился следователь. —
«Шлейф» от парфюмерии висит в комнатах долго, по себе знаю: если утром после
бритья обольюсь одеколоном, теща кашлять начинает и ругаться: «Сколько раз
говорено, не прыскайся дома, теперь до ужина не выветрится».
Мэри заморгала.
— Естественно, мы не станем применять к Ларисе
никаких санкций, — тихо закончил беседу Николай Иванович, — спустим дело на
тормозах, не станем мучить подростка. Вы просто подпишите кое-какие бумаги…
— Хорошо, — кивнула Мэри, с трудом приходя в
себя от осознания ситуации, — спасибо.
— Примите мой дружеский совет, — сказал
следователь после того, как Антонова безропотно завизировала документы. — Не
ругайте девочку, этим вы только усугубите ситуацию. Обратитесь к специалисту, а
еще проводите побольше времени с ребенком, дайте дочке понять: она любима вами,
даже несмотря на то, что мысли о сборной теперь пришлось выбросить из головы.
Одним словом, понятно, в каком настроении Мэри
вернулась домой.
В Новоклимовске особых специалистов по детской
психологии не имелось, и Мэри решила поехать в Новосибирск. Но сразу бросить
дела не получилось.
Через неделю произошла новая беда. Ночью Мэри
разбудил дикий крик Лары, мать босиком ринулась в спальню к девочке и нашла ту
сидящей на кровати с побелевшим лицом. Комната была пуста, окно крепко заперто,
и Мэри, переведя дух, ласково спросила:
— Тебе приснился кошмар?
— Мама, он опять приходил, — прошептала Лара.
— Кто? — вздрогнула Мэри.
— Грабитель.
— Куда? Кто? — изумилась Антонова. — То есть
ты хочешь сказать, что тот же вор снова проник в дом?
— Да, да, да! — затрясла головой школьница. —
Я проснулась от запаха одеколона, такого же вонючего, как у нашего физика.
Очень противный парфюм, тяжелый, резкий. Когда Альберт к доске вызывает, я
потом весь день чихаю.
Мэри потянула носом воздух. В спальне пахло
чистым бельем, шоколадом и арахисом — на тумбочке у кровати Лары лежал
недоеденный батончик. Никакого аромата туалетной воды не имелось в помине.
— Открываю глаза, — лепетала между тем Лара, —
и мне сдуру показалось, что я на физике, на уроке заснула, а Альберт вплотную
подошел и злится. Только сразу стало понятно: я дома, а в комнате грабитель.
Тот самый! И это от него так воняет!
Мэри медленно опустилась в кресло.
— Продолжай, — растерянно велела она дочери.
— Он сказал… он сказал… он сказал… — словно
заевшая пластинка, забубнила Ларочка, — что обязательно убьет меня. Достал нож,
такой длинный… С него кровь капала! О-о-о! Мама! Смотри, он в окно заглядывает!
В голосе Лары звучал такой ужас, что Мэри,
похолодев, уставилась на бархатные шторы. В ту же минуту она поняла абсурдность
своего поступка. Во-первых, комната Лары находится на втором этаже. Это какого
же роста нужно быть, чтобы суметь заглянуть в окно? Впрочем, бандит мог
воспользоваться лестницей… Но ведь сейчас окно закрыто занавесками!
— Ларочка… — воскликнула Мэри и осеклась.
Нет, дочь ничего не придумывает, она на самом
деле, похоже, видит грабителя. Ни одной актрисе в мире столь точно не
изобразить ужас — с лица Ларочки стекли все краски, глаза провалились под
брови, нос заострился, над верхней губой появилась цепочка мелких капелек.
«Надо немедленно везти девочку в Москву, —
приняла решение Мэри. — Да, не в Новосибирск или еще куда, а только в столицу,
где много научных центров».
Первый раз за все время болезни Ларочки матери
в голову пришла ужасная мысль: что, если у девочки начинается шизофрения?
Глава 19
Мэри оказалась человеком решительных действий
— она мгновенно устроила переезд в Москву. Для начала мать привезла Лару в
столичный медицинский центр, где было сделано полное исследование состояния
здоровья ребенка. Одновременно с бывшей спортсменкой работали и психологи.
Выяснилось много пугающего. Кроме больной
щитовидной железы, у девочки обнаружились странные изменения в крови, поражение
почек, печени. Слава богу, до онкологии дело не дошло.
— Значит, Лариса профессионально занималась
спортом? — спросил профессор Герасим Семенович Кугайлов, который взялся лечить
ребенка. — Скажите честно, она принимала запрещенные препараты?
— Что вы! — замахала руками Мэри.
