— Да вон там… висела… блюдо с фруктами… —
залопотала Мара.
— Ах это, — небрежно махнула рукой Анна. — Да,
хороший натюрморт был, фламандская школа. Пришлось продать, деньги нужны. Папа
перед смертью мне сказал: «Доченька, собирал живопись для тебя, ни к чему
голодными глазами на шедевры смотреть, живи в свое удовольствие». Кстати, твоя
зарплата на кухне на холодильнике лежит.
Через неделю вернулась Лана. Девушка сразу
заметила отсутствие картины и воскликнула:
— Ой! Натюрморт продала?
— Да, — с достоинством кивнула
Анна, — ушел.
— За сколько?
Анна кашлянула, потом уронила на пол вилку и
попросила:
— Мара, сделайте одолжение, принесите чистый
прибор.
Марина кивнула и поторопилась на кухню. Но она
уже хорошо изучила повадки хозяйки, поэтому, выскочив за дверь, приложила ухо к
неплотно прикрытой створке.
— Дорогая, — донеслось из гостиной, — в
присутствии челяди не стоит обсуждать все проблемы. Меньше всего домработница
должна знать о наших финансовых делах.
— Извини, мама, — быстро ответила Лана.
— Ничего, ничего, — успокоила Анна дочь, —
просто в следующий раз проявляй сдержанность. Я всегда отвечу на твои вопросы,
но с глазу на глаз. Натюрморт ушел за пятьдесят тысяч долларов.
— Ой, — обрадовалась Лана, — значит, я могу
купить новое пальто и сапоги?
— Конечно, — со смешком в голосе ответила
Анна. — Только папе о своих тратах не рассказывай.
— Почему? — резко спросила Лана.
— Он человек экономный и очень боится остаться
в старости нищим, — пояснила мама. — Если начнешь распространяться об обновках,
папа может вспылить, воскликнуть: «Зачем тебе очередная тряпка? Гардероб и так
переполнен!»
— Но в шкафах старье, вышедшее из моды! —
возмутилась Лана.
— Папа этого не понимает, — спокойно
разъяснила Анна. — Ты же знаешь, он способен один костюм десять лет носить.
— Зачем ты вообще вышла за него замуж? —
вспылила Лана.
Анна засмеялась:
— Из-за любви.
— Совершенно не понимаю, как можно влюбиться в
такого, — бестактно ляпнула Лана. — Некрасивый, вечно всем недовольный,
сердитый…
— Ну, в молодости папа иной был. И потом, он
очень понравился Валерию Сергеевичу, твоему дедушке, — мирно ответила Анна. —
Другого кандидата в мужья у меня не имелось…
— Я сама себе выберу спутника жизни, —
перебила маму Лана, — никто мне указывать не посмеет.
— О темпора, о морес!
— Что? — не поняла Лана.
— О времена, о нравы, — перевела латинское
изречение на русский язык Анна.
— Ой, мамуся! — завозмущалась Лана. — Все
нормально, просто я сумею постоять за себя и не выйду замуж за такого
никчемушного идиота, как папа.
— Светлана! Немедленно прекрати!
— Хорошо хоть ты теперь не посылаешь меня мыть
рот с мылом, как в детстве после произнесения слова «дурак», — хихикнула Лана.
— Может, тебе и неприятно слышать такой вопрос, но ответь: за что мне уважать
отца? Только и способен нудеть!
— Михаил Петрович — доктор наук, профессор… —
торжественно принялась перечислять титулы мужа жена.
— Цирк! Подумаешь, пару диссертаций написал!
Только мы и раньше жили на деньги дедушки, и после смерти Валерия Сергеевича
снова существуем за его счет, потому что ты, мамуля, распродаешь собранную им
коллекцию. Какое отношение отец имеет к этим деньгам? Завтра же накуплю всего,
и пусть попробует гавкнуть на меня или на тебя! Думаешь, не знаю, как он порой
на тебя орет, упрекает в неумении считать деньги? Вот пусть лишь вякнет,
получит отпор! Я уже выросла и не позволю…
— Если ты выросла, — жестко оборвала разбушевавшуюся
девицу Анна и твердо продиктовала, как той следует себя вести: — …то тихо
купишь все, что тебе нужно, а на папин вопрос: «Откуда обновки?» — мигом
соврешь: «Да это старые вещи, просто я их очень давно не носила».
Глава 13
— Ну и что скажете? — прервала свой монолог
Мара. — Правда, дико? Надо же придумать такое: сжечь полотно, а всем наврать
про его продажу!
Я пожала плечами.
— Всякое случается.
— Нет, это идиотизм, — стояла на своем Мара.
— Знаешь, — перешла я с ней на «ты», — у меня
был странный случай. Одна женщина подарила мне кольцо на день рождения.
Дорогое, с хорошим камнем. Я, помнится, удивилась. Конечно, Фаина Семеновна
дружила с моей мамой, более того, она жила с нами в одном подъезде, но,
согласись, брильянты — слишком дорогой презент. Причем Фаина Семеновна сама
надела мне на палец украшение и заявила: «Красота шикарная! Носи, деточка».
Если честно, я не испытала особого восторга, ощутив на руке тяжелый кусок
металла с прозрачным кристаллом, но, дабы не обижать простодушную Фаину Семеновну,
бывавшую у мамы почти ежедневно, щеголяла в «сувенирчике». И тут началось: на
меня дождем посыпались несчастья. Сначала я упала на ровном месте и сильно
разбила коленку, затем разболелся зуб, потом не сумела получить зачет по
истории музыки, а я этот предмет знала досканально, вызубрила весь материал,
кроме одного-единственного билета, но именно его и вытащила. Сначала я
подумала, что просто жизнь подставляет мне подножки, но вскоре, когда вдруг
разбила свою любимую чашку, ту, из которой пила чай с ранних, детских лет,
сообразила: ох, неспроста все эти беды! Поразмышляв, я сделала вывод: полоса
неудач началась на следующий день после получения колечка. Осознав сей факт, я
моментально стащила украшение с руки и вышвырнула в окно.
— Ой, ой, ой, — покачала головой Мара, — вот
уж глупость! Золота, да еще с брюликом, лишилась!
— Зато ко мне снова вернулась удача, —
улыбнулась я. — Самое интересное, что спустя примерно полгода после дня
рождения Фаина Семеновна при встрече поинтересовалась: «Деточка, а где
колечко?» Чтобы не обижать милую даму, я спокойно соврала: «Такая беда
приключилась! Оно оказалось мне чуть великовато, я сдернула перчатку с руки и
потеряла ваш подарок. Поверьте, очень жаль». — «Значит, так тому и быть, —
весело откликнулась подруга мамы. — Знаешь, мне оно счастья не принесло, но
выбросить такую дорогую вещь я не сумела, решила тебе подарить. Может, и к
лучшему, что ты его потеряла»… В общем, я вот к чему историю припомнила, —
завершила рассказ я, — вполне вероятно, натюрморт раздражал Анну, или она
считала его несчастливым, вот и уничтожила втихаря картину, сожгла тогда в
августе, воспользовавшись отсутствием родных.
— А деньги откуда появились? — спросила Мара.
— Их не было, а потом, бац, опять есть.
