— Так почему бы тебе этим и не заняться? — Герика улыбнулась художнику. — Я где-то читала или слышала, что каждый день неповторим. Завтра все будет пусть немного, но другим. Если желаешь остановить именно это мгновение, берись за дело немедленно.
— Жаль, у меня с собой далеко не все нужные краски… Я собирался сделать пару набросков с вас, милые дамы, а не писать пейзаж.
— Ты начинай, я принесу все, что нужно, — откликнулась Тина, — я знаю, где и что у тебя. Геро, ты со мной?
— Пожалуй, нет, — тарскийка одновременно весело и виновато посмотрела на подругу, — мне бы хотелось посмотреть, как Клэр работает. Когда он меня писал, я боялась пошевелиться, да и смотреть было велено в сторону. Клэр, если, конечно, я не буду мешать…
— Ну что ты, — эльф ласково улыбнулся, — когда я пишу, то не замечаю даже Тину, хотя она почти всегда сидит рядом.
— Решено! — Тина совершенно по-человечески чмокнула мужа в щеку. — Я принесу краски и чего-нибудь поесть. Если Клэр всерьез возьмется за дело, мы не уйдем отсюда до темноты.
Эльфийка тихонько засмеялась и побежала по змеящейся вдоль болота тропинке; ее серебристый плащ скоро скрылся среди густого ивняка.
Клэр устроился на высоком валуне, примостив на колени изящную доску с приколотым к ней белоснежным листом, и принялся за рисунок, то сосредоточенно хмуря брови, то мечтательно улыбаясь. Герика, закутавшись в подаренный Астеном эльфийский плащ, присела рядом, рассеянно следя за рукой художника. Стало необычайно тихо; казалось, пойди сейчас снег, был бы слышен шорох падающих снежинок.
2
Эстель Оскора
Эльфы умели жить; во всяком случае, магия избавляла от кучи мелких неприятностей, сопровождающих нас, людей, от рождения и до смерти. Взять хотя бы эти их плащи, в которых можно спать на снегу, сидеть на замерзших камнях, падать в лужи… Будь на мне лучшая человеческая одежда, за несколько часов на оледеневшей земле я бы окоченела, а так я даже не замечала холода. Клэр тоже. Он самозабвенно рисовал, и на белом листе проступал загадочный серебряный лес, словно бы светящийся изнутри. Это было чудо, и я с детским восторгом наблюдала за его рождением.
Художник действительно не замечал ничего вокруг, я же, с восхищением следя за его руками, думала то об одном, то о другом. Мысли скакали со скоростью и непредсказуемостью белок, вытаскивая на поверхность то хорошее, то плохое, которого тоже хватало.
Как и когда в мое сердце вошла тревога, я не поняла. Дальний лес оставался все тем же просветленно-парящим, небо не уставало переливаться всеми оттенками серебра, которые Клэр прилежно ловил кистью, но ощущение покоя и умиротворения исчезло напрочь. Как отрезало. Наползала сосущая, отвратительная тревога и предчувствие беды. Я честно боролась с собой с четверть часа, но в конце концов не выдержала и окликнула Клэра. Тот обернулся с явной неохотой. Разумеется, молодой художник был воспитан по всем правилам сложнейшего эльфийского этикета, но улыбка на сей раз казалась не милой, а любезной. Да и какой художник потерпит, когда его бесцеремонно выдергивают из мира его фантазий!
Я видела, что Клэру хочется поскорее отделаться от меня и вернуться к картине, но тревога внутри меня трепыхалась с отчаяньем залетевшей в комнату птицы.
— Клэр… — Я почувствовала, как мой голос предательски дрогнул. — Клэр, готовится что-то страшное. Мы… Надо что-то делать!
— Что? — В лучистых серых глазах мелькнуло недоумение. — Ты об этой начинающейся войне или что-то другое?
— Нет, не о войне. — Я готова была проклясть его непонятливость и свое косноязычие. — Здесь что-то будет. Здесь. Сейчас. Я это ясно чувствую!
— Плохо дело! — На сей раз он понял и вскочил. Еще бы, к предчувствиям, снам и прочей дребедени эльфы относились с большим уважением. — С кем и что должно случиться?!
— Знала бы, сказала. — Я отчаянно злилась, но не на Клэра, а на себя, потому что совершенно не представляла, что на меня накатило. Чем-чем, а пророческим даром меня обделили, да и не смахивало то, что со мной творилось, на откровения, как их описывают в священных книжках. Просто сердце давила отвратительная тяжесть, и я не могла думать больше ни о чем. Я честно попробовала осмыслить свои ощущения, но не преуспела.
— Клэр, — наконец объявила я, — я не понимаю, что со мной. Но знаю, что это страшно.
— Хорошо, пойдем. — Художник принялся торопливо собираться. — Расскажем Эмзару или, если он занят, Астени.
Я согласно кивнула. Это было разумным решением, до которого я могла бы дойти и своим умом: братья-Лебеди слыли самыми сильными магами Убежища. Клэр наконец уложил свои драгоценные краски, и мы быстро пошли, почти побежали по узкой тропке, огибавшей край болота. Летом мимо нас проносились бы зеленые и голубые стрекозы, сейчас мне на щеку упала одинокая снежинка. Видимо, сорвалась с дерева. Клэр для эльфа шел не очень быстро, но я едва поспевала за его легкими текучими шагами. Мы не разговаривали, было не до того. А потом сдавивший мое сердце кулак разжался так же неожиданно и сразу, как и появился. Я перевела дух и хотела уж сказать своему спутнику, что тревога оказалась ложной, но слова застряли у меня в глотке. Клэр стоял, сжав пальцами виски, и был бледен, словно покойник, а на обычно безмятежном лице застыло такое отчаянье, что мне стало жутко. Я попробовала окликнуть его, он не услышал. Бросил свои краски вместе с начатым рисунком прямо в грязь и кинулся вперед. Я сразу же отстала — бегать наперегонки с эльфами могут разве что кони, но мой страх прошел, и я вновь начала соображать. Догнать Клэра я не могла, но я могла подобрать его вещи и продолжить путь к Эмзару. Если то, чего я боялась, уже случилось, мне в любом случае придется рассказывать о своих ощущениях. Кто знает, вдруг это какой-то новенький вид ясновидения? Должна же во мне быть хоть какая-то магия, иначе зачем бы меня тут держали?!
Я как могла быстро пошла по тропке и за первым же поворотом налетела на ту, кого хотела видеть меньше всего. На моем пути стояла Эанке Аутандиэль, отступать мне было некуда, прятаться не за кого. Эльфийка была вместе с мрачноватым эльфом, которого я видела мельком раз или два. На меня же красотка уставилась с тем непередаваемым выражением, с которым благородная дама взирает на неожиданно оказавшуюся на ее дороге жабу. Утонченность не позволяет подобрать юбки и завизжать, падать в обморок нельзя — грязно, а не заметить не выходит. Что до меня, то я не нашла ничего лучшего, чем уподобиться вышеупомянутой жабе, а именно — сохранить полную невозмутимость. Мне нужно было вперед, и я шла вперед.
Правду сказать, я боялась. Очень. Я не забыла наше недавнее приключение, когда только магия Тины и своевременное появление Астена спасли меня от крупных неприятностей. Сейчас же я была совершенно одна, и Эанке со своим спутником могли творить со мной все, что угодно. Кстати, этот надутый красавец — я вспомнила, он был из Дома Лилии, от которого Астен советовал держаться подальше, — уставился на меня так, будто я была не просто жабой, а жабой ядовитой, огнедышащей и в придачу ко всему ярко-фиолетовой.
