— Нет, Жан-Флорентин, — серьезно и грустно сказал герцог, — из этого ничего не выйдет. Может, у кого-то на обмане и вырастает хороший урожай, но я не из их числа. Каждому — свое. Я никогда не смогу воспользоваться женщиной, чтобы победить мужчину. И я никогда никого не подтолкну к убийству из-за угла.
— Но ты хотя бы понимаешь, что своим отказом убьешь множество людей?! Одно твое письмо может предотвратить войну.
— Нет. Если бы речь шла только о Годое, то, убив его, мы могли бы остановить колесо… Наверное, я бы воспользовался твоими советами, хоть они, прямо скажем, подловаты, но разве ты сам не видишь, что происходит? Будь все в порядке, я бы ни с тобой, ни с Эарите, ни с Романом даже не встретился. Мы объединились только потому, что кто-то начал игру, и это не Годой. Если тарскиец подохнет, прячущиеся за его спиной откроют лицо и бросятся на нас раньше времени, и не Илане их остановить.
Теперь ребенок. Я до сих пор не знаю, что с ним связано, но эта тайна еще не раз станет у нас на пути. В том, что Стефан отказался от Герики, в том, что Марко взял ее в жены, а потом отдал мне, — во всем этом был вызов судьбе, попытка перескочить рифы по высокой воде, но удалась ли она? Не знаю, что и думать, а раз так… Займемся тем, что за нас никто не сделает. Прежде чем спустить на нас свою нечисть, хозяева Годоя развяжут обычную войну, вот тут-то мы их и встретим. Мы должны продержаться, пока Роман не найдет Проклятого. И мы продержимся!
— Я уважаю тебя, герцог, — отозвался после длительного молчания философский жаб, — тебя нельзя не уважать! Теперь я понимаю, почему ты избран, и как никогда уверен, что именно твоя любовь спасет мир.
— О святой Эрасти и вся кротость его!..
2
— И все-таки я не понимаю, зачем ты ее тащишь на остров эльфов, — с ходу начала Лупе. Роман прекрасно знал эту ее манеру бросаться в бой, словно продолжая разговор, которого еще не было. — Не понимаю! Это глупо и жестоко. Если ты не хочешь оставлять ее у нас, отвези к Рене, он примет ее из-за Стефана. И вообще… Если тебе так нравятся болота, оставь ее у Матушки. Если что, та защитит не хуже твоих родичей!
— Ты сама не понимаешь, что говоришь…
— Я как раз понимаю, а вот ты — нет! Тащить девочку неизвестно куда после того, как она потеряла ребенка.
— Это был не ребенок, а чудовище…
— Девочка этого не знает. Она прибежала за помощью, а мы чуть ее не погубили! И не говори мне, что для ее же блага… Мы ее предали, ты это знаешь не хуже меня! А теперь ты хочешь ее где-то запереть… Она, видите ли, может представлять какую-то угрозу. Это Геро?! Оставь ее Матушке или Рене, если уж нам не доверяешь!
— Лупе, родная моя, прекрати. Неужели не ясно, что дело не в вас с Симоном? Ее ищут и не уймутся, пока не найдут.
— И пусть себе ищут. На здоровье. Им и в голову не придет искать Герику под самым носом.
— Не владей они магией, возможно, вы бы и выкрутились, но еще несколько недель, и в ход пойдет все, что у них есть. Пойми, на карту поставлено слишком многое, чтобы рисковать.
— Хорошо, проводи нас в Идакону. Рене нас примет.
— Не сомневаюсь, но после рождения ребенка очень многое изменилось. У нас нет времени, так что мне придется вас с Симоном бросить. Герику должны увидеть…
— Как редкого зверя, да? Думай, что говоришь! Ты не бог, чтоб решать за других.
— Боги как раз этим не занимаются. Они, да будет тебе известно, предоставили нас самим себе…
— Не придирайся к словам! Геро ничего не смыслит ни в жизни, ни в магии. Она потеряла всех. Стефан мертв, Михай и Ланка для нее сейчас враги. Преданного ты отпустил. Если и мы ее предадим…
— Это не предательство, это необходимость.
— Предательство по необходимости — тоже предательство.
— Лупе, а ты понимаешь, что хочешь навязать Рене? Война и так неизбежна. Ланка хочет или заполучить Рене себе, или уничтожить за то, что он от нее отказался, но какое-то время она будет ждать ответа на свое письмо. Рене ей нужен и как полководец, и как любовник, а возможно, и как муж. От Годоя она сумеет избавиться. Если захочет…
— Сомневаюсь, что он на это согласится.
— Ланка вряд ли собирается его спрашивать. Конечно, он может ударить первым, но это их драка. Лупе, Рене не только моряк, он — политик, и он использует каждый день отсрочки. Эланд сегодня — это последний бастион на пути Годоя и тех, кто с ним. Если Ланка узнает, что Герика у Рене, она будет мстить. Будет толкать Годоя вперед, а нам нужно время, время для подготовки к войне. Время, чтобы найти Проклятого. Только ему под силу справиться с Белым Оленем, и только он знает, что это за тварь. Я должен его найти, а до этого укрыть Герику так, чтоб ее не нашли. А если найдут, чтобы долго думали, как ее достать. Мне по эту сторону моря известно только одно подходящее место. Уверяю тебя, там не так уж и плохо.
— Она — живой человек. Ей и решать, идти или оставаться.
— Да когда она была в состоянии что-то решать?! И что значит ее решение в сравнении с судьбой целого мира?
— Если она не захочет уходить, ты заберешь ее только через мой труп!
Маленькая ведунья не шутила, Роман тем более, но до окончательной ссоры дело не дошло. Та, о которой они с таким жаром спорили, стояла у входа, опираясь рукой на дверной косяк. Поверх широкого полотняного балахона она надела черную тарскийскую рубаху, завязав ее под грудью. Как ни странно, этот чудовищный наряд шел ей.
— Лупе, Роман прав. — Ее тон отличался от прежнего блеяния не меньше, чем ее нынешнее платье от роскошных придворных туалетов. — Раз я представляю опасность для тех, кто меня прячет, я должна исчезнуть.
— Ты только-только начала вставать!
— Неважно. Я чувствую, что мы должны уходить немедленно. Не беспокойся, я не умру в дороге.
…Вечером они ушли. Далеко не все друзья Стефана были уничтожены, выброшены из гвардии или бежали. Дьердь Ричи-Гардани предпочел остаться на службе, а предполагавший в людях худшее Михай поверил в готовность родича Шандера променять совесть на владения Гардани. Дьердю и его людям поручили следить за Тарскийским трактом, что подразумевало частые отлучки. Разумеется, не в одиночестве. На этот раз граф выехал на ночь глядя через Моктовские ворота. На тракте отряд разделился. Ричи-Гардани отправился туда, куда и собирался, но двое воинов свернули в сторону Горды. Дело шло к полнолунию, но дороги были пусты, и не только из-за играющей в месяце Волка свои свадьбы нечисти. Только растущая луна и видела, как рассеялись чары и золотоволосый воин, сидевший на ставшем из гнедого золотистым коне, улыбнулся измученной, но спокойной женщине, а затем кони понеслись вперед со скоростью, недоступной обычным лошадям.
3
Эстель Оскора
То ли сердце грохотало, как копыта, то ли, наоборот, копыта колотили по земле, как готовое разорваться сердце… Будь под нами обычные лошади, мы бы уже достались белому чудовищу, но Топаз и Перла держались. Я навсегда запомню эту скачку по пахнущей осенним дымом дороге. В спину светила луна, мимо проносились деревья, под ногами коней звенела подмерзшая земля, а сзади неумолимо приближалось нечто ужасное, несущее даже не смерть — смерть еще можно встретить с гордо поднятой головой.
