Лиловые и оранжевые блики танцевали на серебряном снегу под стремительно кружащимися созвездиями. Это было красиво и страшно, но ничего мне не давало. Хозяйка Тахены или спала, или ослабела настолько, что не слышала меня, да и того, кто показался Рамиэрлю, я не вдохновила. Что ж, придется возвращаться и идти в обход, я не могла рисковать Сандером и Саданом. Я повернулась спиной к лиловой колонне и уже сделала несколько шагов, когда со мной соизволили заговорить. Голос был женский, старый, измученный и родной.
– Ты пришла. – Она говорила тихо, почти шептала. – И это главное. Ты здесь, я слышу тебя, я верю тебе. Ты поможешь и спасешь… Найди потерянное, останови неотвратимое.
Не прощайся и не отчаивайся, а я благословляю тебя, моя дочь, моя надежда, моя звезда… Ты свободна от всех долгов. Я оставляю тебе все, чем владею. Да пребудут с тобой любовь и ненависть, да не испугаешься ты смерти и да не отринешь жизнь.
Я еще успела увидеть, как угасает лиловое сияние, на мгновение мне показалось, что к небу в отчаянной мольбе поднялись две старческие руки, поднялись и исчезли. Полная рыжая луна вновь стала нежной тоненькой полоской, звезды прекратили пляску, полынью стремительно затягивало, ветер кружил по тонкому льду крохотные снежные звездочки. Вот и поговорили… Мне хватало своей любви и своей ненависти, зачем мне еще чья-то, зря я сюда пришла, зря оставила Александра… Я шла по зимнему болоту, а в моих ушах все еще звучал тихий, утомленный голос, умоляя остановить неотвратимое. Странная просьба. Я и так делаю все, что могу, но многое от меня не зависит. Незамерзающие топи кончились, и на их краю меня встретила Лупе.
Тоненькая фигурка в серебристо-снежной тунике. На нее и смотреть-то было холодно: босые ноги, обнаженные до Плеч руки, бледное личико, на котором застыло выражение разбуженного котенка…
– Лупе!
– Эстель Оскора взошла над Тахеной, – сообщила мне она в ответ, наклонила по-птичьи голову и добавила:
– Скоро пойдет снег, а Луна уже родилась.
– Лупе, ты меня помнишь?
– Лупе была здесь? Не помню, не знаю… Ты пришла, ты – тепло и холод. Тахена тебя знает. Тахена тебя ждала… До весны еще далеко… Тебя ждут. Человек и конь. Они тебе нужны или я их заберу?
– Они мне очень нужны, – мне стало очень страшно, – Лупе! Лупе, это же я, Герика… Помнишь Гелань, Симона, рысь?
– Рысь… Да, ты – дитя рыси. Рысь сломает хребет оленю. Ты пришла, и я пришла, но весна далеко… Все спят, кроме луны и ветра…
Я подошла поближе, и хозяйка Тахены по-детски улыбнулась. Облитая снежным сиянием, она была прелестна. Прелестна и безумна. Лупе признала Эстель Оскору, но напрочь забыла Герику из Тарски, за которой ухаживала в доме лекаря Симона, и Симона она тоже забыла, и Гелань, и то, как ее звали. Ей не было холодно, ей не было весело, ей не было грустно.
– Лупе, а Шандера Гардани и принца Луи ты тоже не помнишь?
– Я помню Лебедей… Они вернутся на озеро, когда сойдет снег. Я знаю тебя. Ты пришла, потому что тебя ждали. Я знаю черного коня с белой гривой, ты на нем ездила. Но весна далеко, а осень уже ушла. Весной проснется Кэриун. Он помнит, а я живу. Много радости, очень много радости…
Лупе еще что-то лепетала, узкие ступни оставляли на снегу четкие следы, на пепельные волосы упала снежинка и не растаяла. Она меня слушала и не слышала, она ничего не знала и знала все, и говорить нам было не о чем.
– Лупе…
– Весна еще не скоро, – в который раз сообщила та, которую когда-то любил Шандер Гардани, – не скоро. Березы скажут, когда придет весна. Березы и Лебеди узнают о ней первыми. Ты пришла зимой, но идешь из осени… Ты дойдешь до весны?
– Дойду, – пообещала я и добавила:
– Именем Рыси. Мы с моим другом и моим конем должны пройти в Таяну.
Лупе осеклась и внимательно и хитро посмотрела на меня.
– Эстель Оскора с другом и конем перейдет Тахену столько раз, сколько захочет, но ваша дорога дальше. Вы дойдете до весны?
Конец первой книги
