Утро 23-го дня месяца Зеркала.
Святой город Кантиска
— Сегодня?! Сейчас?! — Илана начала лихорадочно собираться. К Проклятому этот вдовий балахон, она наденет… Она попросит у Шани одежду «Серебряного», это будет просто замечательно. Рене никогда не жаловал расфуфыренных светских красоток, так что даже хорошо, что у нее больше нет тарскийских рубинов. Незачем напоминать о Михае. И краситься она не будет, с кожей и глазами у нее, слава святой Циале, все в порядке, а мужской наряд это только подчеркнет…
В конце концов, не мог же он совсем ее забыть! Герика, что ж, Шани ей рассказал все… Он благодарен ей, потом, должен же у него кто-то быть, а Рика, пусть не по своей воле, но и раньше была его любовницей… Потом прошла пол-Арции, отыскала его. Разумеется, он оценил. Но вот любит ли он Герику? Конечно, по династическим соображениям она ему очень даже нужна, и она освободила его от Ольвии, но страсти это не заменит. Она же, Илана Ямбора, если так нужно, останется в тени. В конце концов, ей будет очень хорошо в Оленьем Замке, а он будет весной и осенью приезжать в Таяну. Только и всего, на большее она не рассчитывает, а Шани — он хороший друг, он их не выдаст. Сейчас она расскажет Рене, как спасла Гелань, а может, не только Гелань. Он поверит, потому что знает то, чего не знают другие. Он будет благодарен ей и забудет то, что она натворила из-за этого господина Бо…
Илана одернула черный с серебряным шитьем мундирчик, несколько тесный в груди, и, подумав, расстегнула верхний крючок, выпустив на волю кружевную фронтерскую рубашку. Очень хорошо! И никаких драгоценностей не надо, только ее удивительные медные локоны и оправленный в серебро кинжал.
— Я готова! — возвестила она, сияя глазами. Сердце Шандера сжалось от жалости, когда он представил ее возвращающейся, но герцог ничего не сказал, а только учтиво придержал дверь.
…Рене сидел за столом в небольшом угловом кабинете, когда-то принадлежавшем Бернару. Илана, бойко переступившая порог, неожиданно оробела, а Рене смотрел на нее загадочными голубыми глазами. Внезапно она поняла, что произнести вслух столько раз проговоренные про себя слова безумно тяжело. Император, видимо, это понял и пришел на помощь.
— Ты хотела меня видеть? Я тоже, но как-то не получалось… Дело в том, что нашлись твои рубины и я хочу их тебе вернуть, — он открыл бюро черного дерева и вытащил плоский ящичек. — Тиберий хотел их присвоить, не удалось. Вот они.
Ланка с восторженным писком, вызванным как нежданным обретением утраченного, так и тем, что Рене вернул рубины не Герике, а ЕЙ, откинула крышку. Темно-красные огни по-прежнему завораживали, манили причудливой игрой и, казалось, жили своей собственной жизнью…
— Я почти забыла, какие они, — прошептала Илана.
— Изумительное зрелище, — подтвердил Рене, — изумительное, но пугающее. Я понимаю, почему Герика от них отказалась…
— Герика? Отказалась? Ах да, она же мне их подарила в Гелани…
— Она и сейчас отказалась, — удивленно уточнил Рене, — когда Шандер нашел эти камни в тайнике у Тиберия и узнал их, он привез их Герике… Хотя, если они действительно принадлежали Циале, Церковь была бы счастлива их заполучить…
— А Герика? — прошептала Илана.
— Она их отчего-то боится, — неохотно пояснил Рене, — хотя вообще-то она не из робких…
Илана вздрогнула не столько от его слов, сколько от интонации, с которой Рене произнес имя соперницы. Все было кончено, он действительно любил тарскийку. На всякий случай, чтобы продлить агонию, она спросила:
— Ты ее очень любишь? Почему?
— Не знаю, — он задумался, — но это навсегда, и ты… — закончить он не успел. Илана с грохотом поставила шкатулку на стол.
— Я думаю, лучше отдать эти драгоценности циалианкам. Они действительно имеют на них все права. Надеюсь, это будет достаточным вкладом для вступления в их сообщество?
— Ты хочешь уйти в монастырь? — Рене явно опешил. — Но я так понял, что… Но ты слишком молода, у тебя впереди целая жизнь…
— Ваше Величество, — голос женщины был тусклым и невыразительным, — мне надо замаливать грехи. И свои, и чужие.
— Какие грехи, да никто тебя ни в чем не винит. Ни я, ни Герика…
Это было уже слишком!
— Вы, может, меня и не вините, — в ее голосе послышались те же нотки, что и тогда, в Оленьем Замке, — но я-то вас ненавижу! Ненавижу! Вы отняли у меня все, а теперь пытаетесь меня купить этими камнями и всякими глупостями… Да будьте вы оба прокляты, — она вихрем вылетела из комнаты, но еще успела услышать последние слова Рене:
— Будь по-твоему. Я сегодня же отошлю камни циалианкам…
2230 год от В.И.
24-й день месяца Зеркала.
Святой город Кантиска
— Ну, что ж, добрый путь, светлая дорога!
Роман поставил чашу на поднос.
— Странное чувство, обычно уходил я, а другие оставались….
— Ты можешь не уходить. — Рене Аррой улыбнулся. — Я был бы этому рад… мы были бы рады…
— Не могу, я должен побывать на могиле отца и вернуться в Убежище вместе с Эмзаром, где он объявит меня главой Дома Розы и своим наследником. Глава Дома… Глава самого себя! Больше не осталось никого, — Роман взглянул на черное кольцо, — разве что Геро. Ведь она теперь мне сестра. Настоящая сестра…
— Я знаю, что она носит знак Лебедя, — кивнул Рене, — я не знал Астена. Жаль.
— Жаль, — повторил Роман, — но отца больше нет, так же, как и Уанна. И что-то мне не верится, что я надолго задержусь в Убежище. Весной я вернусь в Мунт…
— Слово чести? — император смотрел так же пристально и серьезно, как некогда в таянском монастыре святого Эрасти.
— Слово чести, — подтвердил Роман и, заметив, что Рене поднялся, покачал головой: — Не провожай меня, провожать того, кто возвращается домой, плохая примета. По крайней мере, когда-то была таковой…
— Хорошо, не буду, — согласился Рене, — смотреть вслед уходящим, что может быть горше…
— Разлука всегда действует угнетающе, друзья мои, — сообщил Жан-Флорентин.
— Воистину, — эльф громко, слишком громко рассмеялся и, не оглядываясь, вышел.
Эмзар и Клэр уже были в седлах. Солнце еще не взошло, на траве и цветах лежала роса, с реки тянуло мятой. Три всадника и одна неоседланная кобылица видениями из прекрасного девичьего сна проплыли по сонным улицам. Малахитовые ворота медленно и торжественно распахнулись, эльфы понеслись навстречу ясному осеннему рассвету. Ехали молча, каждый думал о своем. На обычно отрешенном лице Клэра застыло сосредоточенное выражение, видимо, художник в нем все же не умер окончательно, и когда отступила война, голову Рыцаря Осени заполонили пока еще смутные образы. Эмзар сосредоточенно смотрел вперед. В голубых глазах короля Лебедей не было ни радости победы, ни покоя, а лишь мучительная попытка понять нечто очень важное. А Роман, Роман вспоминал последний разговор с Герикой. Они оба были слегка пьяны. Роман отложил гитару и вышел на галерею, и тут чья-то ладонь легла ему на плечо, и эльф невольно вздрогнул. Обычно он чуял чужое присутствие, но Герика подошла тихо, как рысь, а он слишком замечтался.
