Огурец, сам того не подозревая, поймал золотую, да что там золотую, алмазную рыбку! Просто так в Мунте она, как же ее звали? Ах да, Леопина, оказаться не могла, а раз такое дело… Но это потом. Первое, что он должен сделать, это забрать ее к себе, разумеется, не возбуждая подозрений, а затем втолковать ей, что он не враг. Сложнее всего будет вывести ее из Мунта, не возбуждая подозрений. Арестованных, даже по ошибке, тайная канцелярия и раньше-то отпускать не любила, а теперь и вовсе. Виновный ли, нет ли, а костер, веревка или же дорога в один конец тебе обеспечена. Чтобы Лупе вышла на свободу, должны исчезнуть все, кто имел отношение к ее аресту.
Хорошо, что донес на нее именно Жюльен-Огурец, Гонтрана давно тошнило от этого подонка, начавшего о себе слишком много полагать, а тут его смерть послужит благому делу.
Куи не колебался — Годой должен быть уничтожен, причем против него хороши любые средства. Сейчас же главное — не возбуждая подозрений, заполучить колдунью в свои руки. Жаль, что он не слывет охотником до женского пола. Тогда бы его уединение со смазливой бабенкой, после чего означенная бабенка всплыла бы где-то в низовьях Льюферы, никого бы не удивило.
Маг подошел к Лупе и голосом злым и скучным осведомился:
— Кто такая? В чем виновата?
Невыспавшийся пристав, чьей обязанностью было принимать «ночных гостей», порылся в бумагах и равнодушно пробубнил:
— Халина Имстер, двадцати девяти лет, вдова мещанина из Убата,
[120]
при ней обнаружено письмо за подписью Моники ре Атно, троюродной сестры по матери скрывающегося от правосудия Луи ре Эллари.
Лупе стиснула зубы. Как все, оказывается, просто! Луи вне закона, и письмо его родственницы равносильно приговору. Потому-то и дома стояли пустыми, даже торговцы от них шарахались, а она двумя руками влетела в капкан, и хорошо еще, если за собой не потянула беднягу-художника и толстого трактирщика. Теперь главное уничтожить письма Луи, а для этого нужно хотя бы на четверть оры остаться одной. Что бы с ней ни делали, она должна остаться Халиной из Убата, недалекой провинциалкой, подавшейся в столицу. Тогда, возможно, она и вывернется.
— Так как, говорите, ваше имя? — Лупе с усилием подняла голову и выдержала взгляд двух почти бесцветных и холодных, как зимний туман, глаз, глаз, которые она уже где-то видела.
— Проше дана, меня зовут Халина…
Глава 25
2229 год от В.И.
2-й день месяца Сирены.
Корбутские горы
Как понял Роман, северные гоблины не слишком высоко ценили своих южных собратьев, а потому разговор начали несколько свысока. Эльф пожал плечами, глупость его раздражала всегда и везде, к тому же высокий, затянутый в темную кожу воин с богатым оружием чем-то неуловимо напоминал его собственную сестрицу. Бесспорно, Эанке, скажи он ей это в лицо, постаралась бы, как и положено знатной эльфийке, сначала упасть в обморок, а потом отравить обидчика, но заносчивость выглядит одинаково мерзко и у эльфов, и у гоблинов. Впрочем, Роман был рад, что говорить с южанами отрядили самовлюбленного нахала. То, что бард успел узнать о соплеменниках Уррика, говорило, что тем вряд ли понравится подобное обращение. Пока же на каменных лицах трех десятков старейшин, бывших по совместительству еще и жрецами, не отражалось ничего, они внимательно выслушали все, что им хотели сказать, и начали задавать вопросы.
Если бы Роман был собакой, то его уши стали бы торчком, так как обсуждаемое в заснеженной горной долине напрямую касалось Эланда и Арции. Посол с неудовольствием признал, что прошлогодний поход против изнеженных и порочных последышей захватчиков оказался не столь уж легким делом и закончить его до холодов не удалось. Рамиэрль узнал, что основные силы гоблинов зимуют у стен какой-то морской крепости, которая, без сомнения, будет взята сразу же, как стают снега. Стройный вогораж, услыхав это, иронически поднял густую черную бровь. В ответ стоявший отдельно от всех кряжистый старик в богато расшитом поясе неожиданно подмигнул ему, и Роман понял, что далеко не все орки одержимы идеей идти за тридевять земель, да еще под командованием спесивого болвана.
Что до новостей, то даже в изложении уверенного в победе и собственном величии северянина они выглядели весьма обнадеживающе. Рамиэрль, отбрасывая словесную шелуху, с жадностью впитывал главное: Эланд сопротивляется, Кантиска — тоже. Феликс и Рене живы. Во Фронтере появились партизаны, практически полностью отрезавшие засевшего в Мунте Годоя от Таяны и Тарски. Между Лисьими горами и Олецькой в относительной безопасности чувствовали себя только крупные гарнизоны, защищенные укреплениями, дороги же во власти партизан, ниоткуда появлявшихся и исчезавших в лесах.
Осенью и в начале зимы были предприняты попытки уничтожить лесных бестий, но перешедшим под руку Годоя баронам сделать это не удалось, а крупный отряд, собранный в Таяне и Тарске и вроде бы напавший на след партизан, по свойственной людям глупости сбился с дороги и сгинул в болотах.
Тут вогораж опять улыбнулся — оставшиеся во Фронтере Хозяева неплохо справлялись с новыми для себя обязанностями. Похоже, совместные действия болотной нечисти и недовольных новыми порядками фронтерцев оказались весьма успешными, да и в Гелани, судя по всему, было не так уж спокойно. Годою и его сподвижникам из числа северных гоблинов требовалась помощь, но они не привыкли просить, а зря. Из собравшихся у Ночной Обители жрецов-старейшин поддержать поход на закат соглашались лишь четверо. Роман хотел бы знать, был ли среди сторонников войны враг Рэннока. Судя по тому, что рассказывала Криза, наверняка. А вот тот гоблин, который подмигнул Роману, явно не собирался таскать из огня каштаны для тарскийского господаря и фанатиков с севера. Как понял эльф, звали его Граанч, и, судя по богато украшенным поясу и чупаге
[121]
и по тому, что он всегда говорил последним, был он весьма уважаем и облечен властью. Граанч и Северный невзлюбили друг друга с первого взгляда, это было очевидно даже чужаку. Вопросы горского старейшины подразумевали ответы, весьма неприятные для посла, а слова, обращенные к соплеменникам, не оставляли простора для сомнений. Граанч сделает все, чтобы предотвратить поход. На взгляд Рамиэрля, старик был даже излишне резок. Северяне были многочисленны, хорошо организованны, их правители действовали в союзе с белыми жрецами, в которых Роман без труда узнал ройгианцев.
Граанчу следовало не дразнить могущественных соседей, а, на словах соглашаясь с ними, тянуть с выступлением, изобретать различные причины, одним словом, вести себя так, как ведут себя властители слабых стран, когда не желают исполнять волю сильных соседей. Однако искусство политики в Корбутских горах еще не сложилось, зная же ройгианцев, Роман не сомневался, что те заготовили какую-то каверзу. Эльф бы не удивился, если бы старик Граанч внезапно умер, и для себя решил держаться на всякий случай поближе к нему. Чтобы защитить или же, если не успеет, разоблачить убийц, тем самым сорвав их замысел. Рамиэрль по воле случая оказался в гуще событий, от исхода которых во многом зависел и исход войны, и он не собирался оставаться в стороне.
