Очевидно, эта мысль — а что бы сделал или сказал Стефан — скоро станет привычной. Главное же, чего хотел племянник, это защитить Герику и спасти Таяну. Он бы просил Рене об этом, если бы умирал у него на руках. И Рене дал слово, нет, не Творцу и не покойному принцу — вопреки тому, что говорили клирики, эландец был убежден, что умирают раз и навсегда. Он дал слово самому себе. Отныне Таяна и Герика — это его забота и его долг.
«…ибо пришли мы из праха и в прах возвращаемся. И юдоль земная — лишь пристанище временное, и всем предначертано покинуть ее. И нет греха тяжеле, нежели скорбеть по ушедшим, ибо все случается по воле Творца — и рождение, и смерть…» — слова звучат громко, невыносимо громко.
Черный доломан Шандора теперь оторочен лиловым. Так повелось исстари. Цвет лучшей таянской сирени, цвет нежных весенних цветов был и цветом королевского траура. Епископ Коатский и Никрийский с умело скорбным выражением вел вперед похоронную службу, но Гардани на клирика не смотрел. Настороженный взгляд графа шарил по иглецию — прийти проститься с наследником был вправе любой житель королевства, а в королевстве в последнее время завелось слишком много убийц. Шандер уговорил Рене надеть под колет легкую кольчугу, хоть герцог и сказал, что сейчас его вряд ли будут убивать. Граф не обольщался — Аррой согласился лишь из нежелания спорить. Конечно, кольчугу по нынешним временам вряд ли можно считать надежной защитой, но это все же лучше, чем ничего. Тем более что король так и не дал разрешения покончить с Михаем.
Убийца, колдун и отравитель нанес удар даже из заточения. Пока он жив, в Высоком Замке никто не может чувствовать себя в безопасности — уж в этом-то Шани был уверен. Но Марко, казалось, совсем утративший волю к жизни, с неожиданной твердостью запретил даже приближаться к Арсенальной башне, служившей тюрьмой тарскийскому господарю. Ни Ланка, ни Лукиан, бурно поддержавшие капитана «Серебряных», не смогли переубедить короля. Может быть, он прислушается к словам Рене. После службы эландец будет говорить с Марко. А если откажут и ему, то «Серебряным» придется беречь Марко, Илану, Герику и особенно Рене в десять глаз. Хотя худшее уже случилось…
К вечеру Стефана и Зенона снесут в домовой иглеций, где и оставят до дня зимнего солнцеворота, ибо лишь в этот день земные оболочки Волингов предают сначала огню, а затем земле. Почти полгода Стефко будет совсем рядом, а затем… Затем Истинные похороны и высокий курган на берегу Рысьвы, который потом увенчает иглеций. Так надо. Хотя кому? Стефану? Творцу, позволившему его убить? Или же тем, кто остался?
Шандер с трудом заставлял себя смотреть на истаявшее лицо короля, притихшую Илану, задумавшегося о чем-то Арроя… Он должен сохранить их, пусть даже ценой собственной жизни. Если король будет упорствовать, то завтра Шандер Гардани убьет Годоя. Своими руками. И будь что будет! Даже если его казнят, он умрет с уверенностью, что его смерть стала последней.
2228 год от В. И. Вечер 21-го дня месяца Лебедя.
Кантиска, резиденция Архипастыря.
Радостный звон колоколов возвещал — наступил вечер Праздника. В этот день 1110 лет назад Святая Равноапостольная Циала приняла посох Архипастыря. Долгое время событие сие ничем не выделялось на фоне других, так или иначе чтимых Церковью. Но четыре сотни лет назад был учрежден орден циалианцев, и вечер 21-го дня месяца Лебедя постепенно превратился в один из самых богатых и пышных празднеств.
Архипастырь Феликс вздохнул и позволил себя облачить в зеленое, расшитое серебром и отборным морским жемчугом парадное одеяние. Он и раньше-то, когда у него была всего одна рука, терпеть не мог, чтобы ему помогали. После исцеления выносить хлопоты неискренних, суетливых поислужников стало вовсе тошно, но еще больше претило Архипастырю неизбежное личное участие в торжествах. Он знал, кем на самом деле была Святая, но был вынужден петь хвалу этой лживой, властолюбивой предательнице. Иначе его бы не поняли — вставший во главе Церкви должен жить по ее канонам, если хочет выжить и помочь эландцу Аррою и эльфу Рамиэрлю в их борьбе.
…Оставалось водрузить себе на голову тяжелый ритуальный убор. Золото, бесценная белая эмаль, алмазы, изумруды и странные камни, именуемые звездчатыми богомольниками, — неведомый мастер пустил в ход лучшее из драгоценного, и ему удалось создать вещь, достойную венчать чело главы Церкви. Беда заключалась в том, что Феликса, выросшего в суровом баронском замке на границе с Дикой Грядой, кричащая роскошь раздражала. Он, разумеется, наденет все, что полагается, но не сейчас. Архипастырь велел мальчику-служке подержать убор и посох и приказал позвать Гашпара Добори.
Новоиспеченный командор Церковного Воинства появился тотчас же — ждал за дверью. Архипастырь небрежным жестом отпустил всех. Разумеется, у стен имелись и уши и глаза, о чем бывший секретарь Филиппа был прекрасно осведомлен, но по его поведению подглядчики ничего не заподозрили бы. «Тайный» разговор между Феликсом и его доверенным лицом неминуемо посеет смуту в рядах сторонников казненного Амброзия, каковых, как предполагали Феликс и Добори, в Кантиске оставалось предостаточно. Однако до мелочей обдуманный замысел сорвался — истошный, захлебывающийся крик заставил Архипастыря и командора выскочить в приемную.
Там, на мозаичном полу, в конвульсиях бился тот самый светловолосый служка, которому Архипастырь поручил символы своей власти. Вокруг застыло несколько клириков с бледными, перекошенными от ужаса и отвращения лицами. Мальчик еще раз закричал и затих. Стало видно, что вокруг его шеи обвилась, сверкая сизой чешуей, гранитная тара — самая смертоносная змея Арции. Никто не успел ничего понять, когда Феликс, подхватив отлетевший в сторону Посох, сдернул с его помощью смертоносную тварь с жуткого пьедестала и размозжил ей голову.
— Откуда она взялась? — Он задал вопрос, уже зная ответ. Змея была в архипастырском венце, и сама она туда заползти ну никак не могла…
2228 год от В. И. Вечер 21-го дня месяца Лебедя.
Таяна. Высокий Замок.
— Прости, я вошел без стука, — Рене Аррой закрыл окно и быстрым очень молодым движением, подтянувшись на руках, уселся на высокий узкий подоконник, — мне надо поговорить с тобой, Шани. И лучше наедине.
— Выйди, Бельчонок, — граф сказал это очень тихо, но Белка, как ни странно, спорить не стала. Сверкнув огромными материнскими глазищами, девочка вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Шандер вопросительно глянул на адмирала.
— Я весь внимание, монсигнор.
— Не пытайся быть вежливым. Не нужно. Нас осталось так мало, что мы не можем позволять себе ломать комедию. Я оплакиваю Стефана не меньше, чем ты, но, боюсь, эта смерть не последняя. Пришел же я не поэтому. Завтра утром мы уходим.
Шандер едва сдержал крик. Несмотря на трагедию, а может, именно благодаря ей, Гардани стал воспринимать адмирала как часть Таяны. Казалось, будучи законным наследником Марка, Аррой теперь просто обязан задержаться в Высоком Замке, благо в Эланде все спокойно. И вот…
Рене улыбнулся, но голубые глаза оставались мрачными:
