Давенпорт маялся неизвестностью, пока командующий не велел ему следовать за собой. Кавалькада быстро миновала выпирающие из тумана холмы, пересекла неширокую долинку и добралась до входа в ущелье. Оно издавна использовалось как дорога, даже столб с вырезанными на нем непонятными, истершимися изображениями стоял.
– Вы видели эту развилку?
– Нет… Точно нет!
– Вы что-нибудь чувствуете?
Чарльз добросовестно прислушался к своим ощущениям. Усталость. Висящие на хвосте гаунау. Кошмары, спешное выступление, досада на себя самого, если все обернется ерундой, страх не понять и пропустить что-то действительно важное… Все это могло породить тревогу, как вместе, так и по отдельности.
– Мой маршал, я не знаю, что ответить. Мне… несколько тревожно, но в нашем положении…
– Не пытайтесь осмысливать наше положение и прекратите стесняться. Что вы чувствуете? Закройте глаза.
Желто-коричневая светящаяся завеса, по ней мельтешат какие-то точки и черточки, яркое пятно там, где взошло солнце. Тревога? Без сомнения, но какая же… бесформенная.
– Мой маршал, я не могу ничего добавить.
Лионель Савиньяк замер в седле, словно прислушиваясь. Глаза маршала были закрыты, сразу ставшее странным лицо обращено к солнцу, но продолжалось это лишь мгновение. Командующий открыл глаза; он был таким, как всегда.
– Давенпорт, в вашем распоряжении два десятка «фульгатов» и капитан Уилер. Реддинг ручается, что «медведей» здесь нет, но Реддинг снов не видит. Поезжайте и проверьте. Обе дороги: дефиле и отходящую от него тропу, если найдете. О любом вашем шаге докладывайте немедленно.
– Мой маршал… Что именно я должен сделать?
– Вам виднее.
Безлюдье, плеск воды, легкомысленный птичий щебет. Цветы под копытами, цветы на кустах. Цепляются за обрыв ползучие растения, зеленеет мох, наверху мелькнуло что-то рыжеватое. Косуля… А камни здесь в самом деле пестрые – полосатые, пятнистые, белые, розоватые, желтые. И они смеются.
– Ничего ж себе! Вот ведь коряга…
Если б не Уилер, он бы проехал мимо и не заметил. Проехал, наслаждаясь звоном ручья, солнечным светом и… покоем! Тревога исчезла, уступив место радости, а радость слепа и бестолкова, как щенок.
– И ведь не падает же такое! – «Фульгат» задирал голову к вцепившемуся в кручу диву и улыбался. Как и сам Чарльз.
– Он не может упасть, Антал!
Кто знает, сколько бурь и сколько веков повидал этот скрученный ствол? Лишенный коры, почти совсем белый, словно светящийся, он казался выточенным из драгоценной седоземельской кости.
«Мой маршал! – Как знал, что грифель пригодится: на словах такое не передать! – Тропа полностью безопасна: мы нашли костяное дерево. Возвращаюсь, чтобы проверить дефиле».
– Сержант, галопом. В руки командующего.
3
Эмиль Савиньяк сдернул с головы шляпу и, целя в очередного мраморного дельфина, швырнул ее наискось через всю немалую комнату. Попал. Нос дельфина скрылся в тулье, и герб Бордона превратился в гриб с рыбьим хвостом. Эмиль зло расхохотался, избавился от маршальского мундира и уселся у маленького столика, на котором красовалось блюдо с апельсинами и изрядно ощипанным виноградом. Делать было нечего. Впервые с того дня, когда пришел приказ о деблокировании Фельпа. Разумеется, Эмиль понимал, что безделье не затянется. Вечером подпишут капитуляцию, и начнется… Разоружение гарнизона, охранение славного и – главное – такого богатого города Бордона, подготовка к маршу. Куда именно предстоит отправляться, Савиньяк пока не знал, но надеялся к концу лета оказаться в Придде.
Маршал щипал виноград и прикидывал дорогу. Очень хотелось повидать мать, причем не мимоходом на постоялом дворе, а дома. Покинуть армию на марше через мирные графства – не столь уж большое преступление, а осадить коня возле украшенных оленями ворот тянуло до дрожи. Раньше такого не случалось: Эмиль любил уезжать так же, как и возвращаться, но устраивать себе до конца кампании отпуск в голову не приходило…
Стукнула дверь. Опять визитеры, и ведь приказал же! Хотя Джильди никто хватать за мундир не станет, а ургота – тем более.
– Я думал, ты уединился с дамой. – Алва своим появлением удивлял не только врагов. – Исходя из принятых тобой мер.
– Решил мне помочь? – Значит, собака, кошка, цыплята и зерно уже на другом берегу. Быстро.
– Почему бы и не помочь? В надежде на ответную любезность, разумеется. Но ты, как я понял, уединился не «с», а «от». Сожалею, не получится. У нас может не найтись другого времени для разговора.
– Прошлый раз ты великолепно обошелся приказами.
– Не так уж великолепно, раз ты даже вина не предлагаешь. Где?
– В буфете. Если они согласились, прими мои поздравления. Не думал, что Джильди окажется столь уступчив.
– Ну должен же был Валме с ним за что-то пить, пока не заметил, что мы с тобой непристойно воздержанны.
– Валме изменился.
– Просто похудел и стал больше кусаться, но зубы у него фамильные. Изменился ты.
– Просто остался без помощи. Когда выступать и куда?
– А что сам думаешь?
– Тяжелее всего фок Варзов.
– Да, на севере тяжело. Боюсь, мы даже не представляем, до какой степени, но проиграть, по-настоящему проиграть мы можем только на юге.
– Как? – Удивление заставило перейти проведенную при встрече черту, ну и кошки с ней! – Гайифе сейчас не до нас, твои родичи об этом позаботились.
– Кэналлоа в кровном союзе с Агернэ, но это не значит, что Талиг в дружбе со всеми «звездами» и тем более – с Зегиной. Ты же знаешь, багряноземельцы любят друг друга не больше, чем талигойцы, гайифцы и вариты. Всей разницы, что они по некоторым причинам верны данному однажды зароку. Если мориски сочтут его неважным, Померанцевое море очень скоро назовут Кровавым. Восточное королевство сожрет Гайифу с Кагетой и захочет большего, а Агернэ понравится воевать на чужих берегах… Нарушенный запрет – уже не запрет.
– Тогда зачем ты их звал?
– Я их не звал, хотя бывшему Золотому Договору полезно считать именно так. На самом деле я просил своих родичей удержать Зегину от прыжка, но все, что они смогли, это прыгнуть вместе, втянув в войну еще и Садр.
– Значит, теперь их надо выгонять? И кому? Нам?
– Не обязательно. При хорошем раскладе мориски уберутся за Межевые острова по тем же причинам, по которым явились. В Багряных землях еще не докатились до подгребания веры под свои делишки, видимо, потому, что не столько верят, сколько помнят, так что скверна, которую они выжигали в Агарисе, вполне могла существовать. Куда более скверно, прости за дурной каламбур, то, что скверна почти наверняка есть в Олларии.
