– Мой маршал! – Ослушавшийся и ушедший к дороге Герард сияет, а рядом еще ярче сияет здоровенный абордажник. Дважды: улыбкой и подбитым глазом. Все. Взяли! Ясно и без доклада.
– Кто тебя?
– А свой же! – Залихватская улыбка. Значит, никто не погиб, никто из важных. – Башмаки в глине… Соскользнул на лестнице, и мне по морде. Хорошо, не на самом верху, а то как полетел бы…
– Мой маршал! – не выдерживает подобного «доклада» Герард. – Агарийский равелин взят. Господин Первый маршал приказывает срочно доставить подготовленный порох.
А порох, между прочим, отличный повод!
– Господа, прошу меня простить. Дела настоятельно требуют моего присутствия на занятом укреплении.
6
В предрассветной серости внутренний двор равелина выглядел малопривлекательно. Полуодетые тела, выбоины, кучи земли… Захваченные галеасы были как-то приятней, но воспеть «Корзину» можно шикарно. Рассвет, тишина, победа, Первый маршал Талига осматривает поле боя и трофеи… Прямо в оду просится или в элегию, если расписать, как Ворон Рокэ застыл над телами погибших кэналлийцев, только увольте виконта Валме от таких элегий! Пусть пишут те, кого здесь нет, у них выйдет. Собственно говоря, только у них и выйдет…
Они дрались вместе, а до этого вместе пили, ехали, разговаривали, но сейчас Марселю места среди них не было. Нет, виконта не гнали, он отошел сам. Рокэ это заметил вряд ли. С непроницаемым видом соберано смотрел на мертвецов, а Хуан с остальными молчали за спиной соберано. Всех погибших виконт не разглядел, но сбоку лежал Антонио. Парень всю драку держался рядом, помогал… Квальдэто цэра! Все шло отлично, потом они стали теснить собравшихся вокруг офицера бордонов на прорвавшихся где-то левее мушкетеров. Бой почти закончился, можно было не лезть, но Рокэ полез, и Антонио поймал грудью пулю. Марсель видел, как это было, он не понял другого: все вышло случайно или кэналлиец метнулся вбок, заслоняя соберано?
– Приветствую, сударь. Помнится, в прошлый раз вы пели другую песню.
Фельпец. Имя выпало из памяти, но на фляжке у абордажника по-прежнему были розы. Они и стали поводом для разговора. Розы и романс, который орал Валме. Вот так и понимаешь, что обзавелся новой привычкой.
– Я не так часто воюю, чтобы повторяться.
– По вас не скажешь. Будь вы моим подчиненным, я бы выбранил вас за излишнее молодечество. Себя надо беречь.
– Валмонам не грозит ничего, кроме подагры.
Было б неплохо больше никуда не карабкаться, тем более стены города еще выше этих. В море – вода, на суше – темнота, тоже приятного мало. И хорошо бы Эмиль справился без личного участия Первого маршала и его офицера по особым поручениям. Чтобы не пришлось отвлекаться на разные мелочи, вроде этой груды земли и тесаного камня. И чтоб над покойниками никто не молчал. Над своими покойниками.
– Монсеньор, – доложил щекастый теньент, – пленные по вашему приказанию собраны.
– Пойдемте, господа. – Рокэ вроде бы и оторвался от своих размышлений, и все равно с ним было что-то не так. Еще более не так, чем всегда. – Эмиль, готовь саперов.
Пленные виконту были без надобности, но он пошел. Поздоровался с откуда-то взявшимся Савиньяком, молча кивнул Хуану. Тот не понял или понял не так, посторонился, пропуская к соберано. Темная шеренга в тумане казалась бесконечной. Умеют же люди сдаваться! Савиньяк вскинул брови. Рокэ все с тем же непонятным выражением повернулся к бордонам. Стереть с лица и рук кровь он не удосужился.
– Офицеры есть? Если попались, давайте сюда.
– Есть, – откликнулся хромой теньент. – Полковник, что всем у них командовал, убит. Жив старший артиллерист, капитан. Еще есть теньент, из ополчения, но раненый.
– Хорошо. Так, вот этот и этот…
Они быстро шли вдоль неровного строя. Рокэ выбирал, они с Эмилем смотрели. Чем отобранные были лучше или хуже других, понять было сложно. Люди как люди, только полуодетые и хмурые, так ведь утро же! Утром только чудища радуются.
– Повезло вам, господа, или нет, покажет будущее. Сейчас вы вернетесь в город и передадите Совету дожей следующее: Первый маршал Талига герцог Алва предлагает решить спорные вопросы, не доводя дело до общего штурма и большого кровопролития. Чем упорней будет сопротивление, тем меньше останется от города, когда он будет взят, а он будет взят, это я вам обещаю. Самые хитрые могут попробовать уйти морем, но попадут либо на дно, либо на Межевые острова. Это я вам тоже обещаю. На размышление – день, после заката о переговорах можно забыть. Все. Теньент, выделите людей, пусть проводят этих господ, остальных – в лагерь.
Вот так. Коротко, ясно и никаких дидерихов. Никакой игры, зато страшно, как в Нохе, когда убивали Ариго и Килеана. Дело не в словах, дело во взгляде и в том, что у Бордона один выход: сдаться. Только сумеет ли капитан-артиллерист объяснить своим дожам, что заката лучше не ждать?
Туман малость поредел. Бывшие защитники равелина, встрепанные, окровавленные, изрядно ошеломленные, тем не менее довольно шустро потопали к талигойским позициям, подгоняемые возгласами и, изредка, тычками. Двор заполонили люди в желтых саперских куртках, но стены чинить никто и не думал, наоборот.
Все, что мог сделать Марсель, – это предложить Рокэ платок; тот взял, вытер лицо. Саперы с помощью солдат вовсю трудились, увеличивая дыры и копая ямы. Бочки, которые притащили люди Эмиля, много бочек, отнюдь не казались винными. Зачем тащить сюда столько бочек, в которых даже «граф Ченизу» опознал бы порох, если только не…
– Рокэ, мы собираемся все это разрушить? Взорвать?
– Именно. Внутренняя часть равелина находится под перекрестным обстрелом с двух бастионов, бордонские пушки тут все разнесут уже к середине дня. Лучше это сделать самим, так будет полезней.
– Опять фейерверк? Скоро? Умыться я хотя бы успею? И перекусить…
– Успеешь. Ты видел, как погиб Антонио?
– Да. Он то ли споткнулся, то ли нарочно… Я так и не разобрал.
– Я тоже.
Глава 4
Талиг. Надорский тракт. Восточная Гаунау
400 год К.С. 14—15-й день Весенних Молний
1
Кони и люди по-прежнему были спокойны. Северяне Блора и ноймары ели, спали, поднимались, садились в седла и ехали дальше. Навстречу чему-то чудовищному. Ричард тоже ехал. Впереди своего отряда на ничего не замечающей Соне. Юноша знал, что правильнее всего вернуться в столицу, но при ноймарах и из-за ноймара это исключалось. Если Литенкетте отправится дальше один и сгинет в Надорах, обвинят того, кто бросил его на произвол судьбы. Если неведомая опасность стережет Окделла, и только Окделла, разумнее путешествовать во главе большого отряда. Если же медлительный, неотступный взгляд порожден измученным потерями и предательствами воображением, отступить – не только превратить себя в посмешище, но и лишиться собственного уважения.
