Время шло, очередные часы отмеряли очередные минуты. Мевен с графиней не появлялись, голова все тяжелела. Стулья, кресла, стол, стены оставались на месте, одновременно становясь призрачными, а ветки за окном расцветали солнечными бликами, словно он сидел у Драконьего источника. Робер успел понять, что засыпает и что лучше бы этого не делать. Было тепло, губы пересохли, но вставать и даже шевелиться не хотелось, и Проэмперадор прикрыл глаза, чтобы не видеть, как за открытыми окнами блестят и переливаются тополиные листья, а они шуршали, шуршали, шуршали…
4
Приемная Катарины удручала, но кабинет пугал. Наследник Бертрама порезвился вовсю. Наследник Бертрама, уверовавший в урготскую свадьбу Ракан, обойщики и мебельщики. Вместе они превратили чудесные комнаты в нечто непередаваемое. Вроде рамки, что таскает с собой Ли.
Когда ее юный сын раздобыл розовый ужас и втиснул в него портрет Алисы, бывшая фрейлина почувствовала себя отомщенной. Странно, что из всех ее мужчин только Ли почуял спящую среди счастья полудетскую ненависть и сумел ее убить. Безвкусица, становясь смехом, убивает… Марсель знал, что творит, а состраданием к тем, кто им не по нутру, Валмоны сроду не отличались. Медовые капканы, они и есть медовые капканы. Милейшие люди, даже когда кого-то душат.
– Сударыня, это произошло не здесь.
– Но здесь она говорила со Штанцлером.
Почти час разговора с самым непонятным человеком Талига. Дураки, хотевшие всего и сразу, графине Савиньяк попадались не раз, Штанцлер дураком не казался. Усердно пыхтя, он лез на государственную гору, долез до кансилльера, сделал несколько путных дел и года через полтора после мятежа Борна принялся эту самую гору подрывать. Усердно и осторожно.
– Баронесса Дрюс-Карлион вошла к ее величеству, когда Штанцлер уже покинул кабинет, – напомнил Мевен. – Он не имеет к убийству никакого отношения.
– Он никогда не имел к убийствам никакого отношения, – согласилась Арлетта, – только рядом с ним то и дело умирали.
Любопытно, это у нее упрямство, которого не должно быть у Рафиано, или поиски костей в устрицах, чем никогда не грешили Савиньяки? Ли – первый; Ли и она. Поверил бы старший во влюбленного Окделла с фамильным кинжалом? И в застигнутую врасплох Катарину?
Графиня медленно обошла сияющий кабинет, стараясь не замечать уцелевших в укромных местах ласточек и похожих на ощипанные хризантемы «Зверей». Здесь Катарина и Штанцлер говорили. Около часа. Врач сидит с дамами в свитской гостиной. Духовник отлучился в Ноху. В приемной толкутся придворные, под окнами нет никакого плюща, зато внизу стоят гвардейцы… Штанцлер убрался, это видели десятки глаз. Минут через десять Катарина вызвала фрейлину, та вошла и больше не появлялась, что никого не удивило и удивить не могло.
Вернулся монах, не задерживаясь вошел к королеве, тут же позвал Карваля и Мевена и бросился за врачом. Убить, да еще двоих, он не успевал, как бы того ни хотелось усыновившему Окделла Роберу. Врач клянется, что Катарину ударили ножом за несколько минут до того, как он ее увидел. Позвать на помощь с такой раной не смог бы и Росио, а женщина, скорее всего, сразу же потеряла сознание. На фрейлину врач не смотрел, было не до того, но девица умерла раньше Катари. Карваль с Мевеном вряд ли ошибаются.
– Виконт, их убили одним ножом?
– Кинжалом, сударыня. Очень похоже, но не поручусь. Брат Анджело со мной согласен. Он считает, что Розалин истекла кровью очень быстро.
– Вы хорошо знаете Окделла?
– Мне казалось, что да, но эта фамилия… непредсказуема. Я не ожидал, что Ричард окажется опасен. Понимаете, его сестра очень плохо отнеслась к тому, что брат принял сторону Ракана. Она на Ричарда… просто напала и исцарапала в кровь. Во дворце, при свидетелях, при ее величестве. Ричард сестру даже не ударил, а ведь в ее величество он…
– Был влюблен, – закончила графиня. – Не пугайтесь, я о ваших делах знаю не только от герцога Эпинэ, но и от виконта Валме. Он просил передать вам свои извинения за то, что не простился.
– Вот скотина! Сударыня, прошу меня извинить.
– Не серчайте. Валмоны доверяют порядочным людям только в бою и на дуэли. К сожалению, они правы – откровенность в политике до добра еще никого не довела.
– Наверное, – взял себя в руки капитан личной охраны убитой королевы.
Ли бы убийства не допустил, хотя с кем не бывает, убрать себя из Олларии сын все-таки позволил… Арлетта присела у письменного стола, на котором не осталось даже чернильного прибора. Что спрашивать, она не представляла, оставалось тыкаться наугад.
– Стол здесь и стоял?
– Да. Здесь все как было. В будуаре тоже, только вынесли ковры и мелкие вещи… Да, со стола все пришлось снять. Нужно было где-то… Где-то…
– Разумеется, нужно.
Катарина сидела либо у стола, либо в кресле у камина, в ее положении долго не простоишь. Штанцлер мог стоять, мог сидеть, но, скорее всего, сидел. Говорить, долго говорить, глядя снизу вверх, неприятно. Двое сидели и говорили, потом расстались и умерли. Какое милое совпадение. Еще одно. Здесь вообще от совпадений не продохнуть, знать бы, зачем Катарине понадобилось встречаться со Штанцлером, причем открыто. Бывший кансилльер спокойно пришел и ушел, только до особняка Алвы живым не добрался. Все тот же Окделл? Не много ли для одного не слишком расторопного молодого человека?
Графиня сощурилась и резко дернула звонок. Стражники возникли немедленно. Фрейлины – не солдаты, но дольше пары минут копаться не станут и они. Арлетта проследила глазами исчезающую в золотых завитушках проволоку. Марсель сказал бы, что не убить в такой комнате невозможно, но, если б понадобилось, виконт бы премило провел время и здесь.
– Я вижу только один шнур.
– Да, у камина звонка нет.
– А в будуаре?
– Звонки из будуара и спальни выходят в свитскую гостиную и комнату камеристки.
Значит, Катарина звонила из кабинета и, по крайней мере в тот момент, ничего не опасалась, иначе одним звонком не обошлось бы. Несчастная девица вошла в кабинет, но была ли там королева? Если была, получается бред. Две женщины проходят в будуар, где их принимаются убивать, и ни одна не успевает ни дернуть шнур, ни выскочить за дверь и завизжать. Если Окделл был в кабинете, когда Катарина звонила, бред становится еще мрачнее. Беременная, вымотанная тяжелым разговором, королева велела бы фрейлине выпроводить гостя, а если бы гость заупрямился? Вот он, звонок, и мужчины в приемной.
Графиня подошла к двери, отодвинула вызолоченный, почти невесомый засовчик, повернула ручку. Раньше птичья лапа сжимала не хрусталь, а очень светлое дерево. У Катарины был хороший вкус, даже лучше, чем у Кары, – та порой путала красоту вещей с их уместностью.
– Женщины вышли вместе, – твердо сказала Арлетта, и Мевен кивнул. – Королева устала, вызвала фрейлину и, скорей всего, собиралась лечь, хотя тут нужнее врач и камеристка, но они были в свитских комнатах. Да, она устала, возможно, почувствовала себя дурно. В любом случае она не хотела никаких встреч.
