– И я не думаю, – зевнул регент. – Кальдмеер сейчас будет здесь. Если он поведет себя, как я надеюсь, я его отпущу. Пускай забирает адъютанта и отправляется выяснять отношения с теми, кто погнал его корабли под пушки Рамона.
– Там еще парочка трусов была, – напомнил Жермон, – удрали с поля боя, или что там у моряков…
– Тем более. – Регент снова принялся мерить шагами кабинет. – Минувшим летом Фридрих выкрутил Готфриду руки. Нужно, чтобы на этот раз взяли верх те, кто поспокойней. Фельсенбурги колебались, но Фридрих перетянул, вот пусть и получат наследника назад… Он им много чего расскажет.
– Если бы не гайифские деньги, – задумчиво пробормотал Жермон, – кесарь мог бы и отступить, но плату Готфрид взял. Не возвращать же.
– А если не брал? – спросил регент то ли Жермона, то ли самого себя. – Мы по привычке видим павлиний хвост и там, где его нет, и там, где и не было. Этот Придд привез много любопытного…
– Не сомневаюсь, – усмехнулся Ариго, – но вы сначала выставили Арно, а потом и нас с Ойгеном.
– Савиньяк узнал однокорытника, Райнштайнер подтвердил кое-что из его истории, а ты расспросил про сестру. – Регент потер поясницу и поморщился. – Остальное вашего присутствия не требовало. По крайней мере, вчера.
2
Тучи, к радости сорвавшегося с цепи ветра, нахально сыпали снегом, так что о разминке во дворе не было и речи. Оставалось найти местечко под крышей, но в фехтовальном зале звенели шпагами какие-то офицеры. Отрабатывать при них вчерашний прием не хотелось ни Руппи, ни талигойскому виконту.
– Они скоро уйдут, – утешил себя и Руппи Савиньяк, – а пока можно и подождать. Вы ведь еще не видели здешний арсенал?
– Нет, – улыбнулся лейтенант его величества кесаря, – показывать врагам арсеналы не принято.
– Смотря какие, – не согласился виконт. – Старая Придда отвоевала свое еще в Двадцатилетнюю, а секреты тех времен перестали быть таковыми уже при Карле Третьем. Хотите взглянуть на трофеи маршала Рене или вам это неприятно?
– В Двадцатилетнюю погибло одиннадцать Фельсенбургов, – припомнил поучения бабушки Штарквинд Руппи. – Забыть о той войне – значит забыть и о них. По крайней мере, я этого делать не намерен.
– Мне кажется, вы с кем-то спорите, – предположил талигоец, – но я не могу понять с кем. Нам в черную дверь.
С кем? С Бермессером, Хохвенде и прочими ублюдками, зачеркнувшими былые поражения вместе с чужими смертями и чужим мужеством. Фридрих и его приятели желают помнить лишь о победах. Они бы и Хексберг забыли, но не выйдет, потому что Руперт фок Фельсенбург жив и он не забудет и не простит.
– Скажите, – желание рассказать хоть кому-то и о подвиге, и о подлости стало неистовым, – скажите, у вас в Талиге есть мерзавцы?
Глаза виконта вспыхнули. Черные глаза, очень светлые волосы, на левой щеке родинка… В прошлом круге за такое в Эйнрехте жгли.
– Мерзавцы в Талиге есть, – вряд ли виконт из рода Савиньяков осознавал, что похож на демонское отродье, – и один вчера свалился нам на голову. При случае я вам его покажу.
– Буду признателен, – заверил Руппи. – Жаль, не могу отплатить вам тем же. Адмирал Бермессер не из тех, кто сдается в плен. Он предпочитает удирать до начала боя.
– Значит, вам придется избавляться от него без нашей помощи, – сделал вывод Савиньяк. – Вряд ли ему понравятся приемы Вальдеса.
– Мы их еще не усвоили. Мой адмирал не зря сказал, что Вальдесом нужно родиться.
– Зачем? – не понял талигоец. – Мы уже родились нами. Меня это устраивает, а вас?
– Вполне. Я – это я, и я вряд ли сравнюсь в быстроте с Бешеным. Станьте им, если хотите, а я попробую стать бароном.
– Райнштайнером? – Брови виконта поползли вверх. – Он же бергер!
– Но он знает, как остановить Вальдеса. – Если Бермессер разминется с палачом, придется замарать о него шпагу. – Разумеется, я не попрошу его об одолжении и постараюсь не сидеть с ним рядом, но я хочу понять, что он делает, а поняв, научиться. И я научусь.
3
Вряд ли Кальдмеер и Райнштайнер получали удовольствие от общества друг друга, но дрикс и бергер вошли вместе. Офицер для особых поручений при особе регента мог думать о спутнике что угодно, на его лице не отражалось ничего.
– Господин Кальдмеер, – Ноймаринен прервал прогулку и опустился в украшенное волками кресло, – прошу вас сесть. Командор Райнштайнер, к вам это тоже относится.
– Благодарю. – Рука адмирала невольно метнулась вниз – придержать несуществующую шпагу – и схватила пустоту. Вот так держишься, держишься и ошибешься…
– Наш разговор не для разглашения. – Рудольф терпеть не мог беседовать сидя, но таким, как Кальдмеер, лучше смотреть в глаза. – Не знаю, сколько лет продлится эта война, но вы меня младше, и заметно, а граф Ариго и барон Райнштайнер несколько младше вас. Они – подходящие свидетели.
Адмирал молчал. Не враждебно, не вызывающе, а спокойно. Так бы, наверное, молчал фок Варзов, окажись он в шкуре дрикса. Рудольф опустил на стол широкую ладонь.
– Господин адмирал цурзее, вы понимаете, что вашего флота больше нет?
– Не могу согласиться. – Кальдмеер держит голову так прямо по привычке или виновата рана? – Северный флот цел, как и верфи Таубурга и Метхенберг, а жители побережья рождаются моряками.
– Не только они, – уточнил регент. – Вы родились далеко от моря, но у варитов в жилах течет морская вода. Тем не менее ответить Альмейде вы сможете нескоро. Будем исходить из этого.
Спорить Ледяной Олаф не стал, полностью оправдав свое прозвище. Он ждал, что будет дальше, не более того.
– Вы, разумеется, знаете, что адмирал Альмейда отпустил господина Бермессера. – Молчанье собеседника не произвело на Рудольфа ни малейшего впечатления. – Он исходил из того, что бездарный и трусливый дриксенский адмирал является невольным, но весьма полезным союзником Талига. В отличие от вас, Доннера, Бюнца, фок Шнееталя.
Кстати, примите мои соболезнования в связи с их гибелью. Как регент Талига я этому обстоятельству рад. Как человек и военный – я весьма сожалею.
– Благодарю. – Адмирал тронул старый шрам. – Если бы мы поменялись местами, я бы сказал вам те же слова. Я высоко ценю господ Альмейду и Берлингу, а перед вице-адмиралом Вальдесом в неоплатном долгу, но мы есть и останемся противниками. Их гибель для Дриксен была бы удачей.
– Верно. – Рудольф доволен, но чтобы это понять, нужно знать его лет двадцать. – Мы есть и останемся противниками, но у нас есть дела более насущные, чем немедленное сведение счетов.
Рамон Альмейда не только хороший адмирал, он смотрит и на берег. Задержав вас и дав сбежать наперсникам Фридриха, он исходил не только из настоящего, но и из будущего.
Полностью уничтожить такой флот, как ваш, в одном сражении невозможно. Вы бы продержались до ночи и ушли, прикрывая уцелевших купцов. Альмейда бы вас преследовал, возможно, вывел из строя еще несколько кораблей, но не меньше полусотни линеалов добралось бы до Метхенберг. На этом война кончалась и начиналась политика. Пока вы, останься вы живы, занимались бы неотложными делами, господин Бермессер пустился бы во все тяжкие.