— Он и не пытается, — устало произнес Робер, — но он исполнял свой долг.
Левий вздохнул.
— Попробуйте взглянуть на дело глазами Феншо, — посоветовал он. — Альдо объявил себя королем со дня отречения Фердинанда. «Павлины» с «гусями» это признали. С их точки зрения, Алва напал на солдат и офицеров законного короля, исполняющих СВОЙ долг. Фердинанд в своем треклятом манифесте велел Первому маршалу сложить оружие, а не драться. Вы можете доказать, что, исполни Ворон приказ, его бы прирезали в ближайшем овраге, а Оллара и заложников казнили?
— Нет.
— И никто не сможет, так что Алву признают виновным. Тем более что Оллар скажет все, что ему велят. Это не король, не человек и даже не крыса, потому что крыса бы защищалась.
— Вино готово. — Он не станет ничего предлагать, пусть это сделает Левий. — Но я не уверен в том, что положил мед.
— Это плохо. — Кардинал подставил кружку. — Когда человек не помнит, куда кладет мед, а куда — перец, ему следует отдохнуть.
— Я положил перец? — Вот так и сходят с ума. — Прошу прощения.
— Не положили, — успокоил Левий, — но если не выспитесь этой ночью, положите. Вам ли не знать, что лошадей загонять не следует.
— За лошадей решают всадники. — С медом все в порядке, а вот корицы могло быть и меньше, хотя Левий ее вроде любит.
— А за людей решает совесть. — Кардинал щелчком захлопнул крышку. — Пусть настоится. И все- таки, герцог, что заставило Альдо нырнуть в лужу?
А действительно, что? Слухи про Хёксберг? Но о суде заговорили еще на коронации. Альдо был пьян своим триумфом, но не настолько же…
— Сюзерен не хочет решать судьбу Алвы в одиночку, — предположил Эпинэ, разглядывая львов на кувшине.
— Это похоже на Альдо Ракана. Ему кажется, что, если использовать для подлых дел подлеца, останешься чистым, а подлеца можно выбросить — не жалко. Был Айнсмеллер, теперь Кракл и Феншо. После приговора их если не казнят, то с позором прогонят, а ваш друг разведет руками. Именно так поступает Его Величество Дивин, когда из его хвоста выпадает очередное перо. Кстати, давно хотел спросить, зачем вы понадобились гайифскому послу?
— Сам не понял. — Дурацкий разговор, иссушающая мозги жара, удивленное сморщенное личико, очень удивленное. — Конхессер Гамбрин хотел передать мне письмо от старого знакомого и не передал.
— Ваш знакомый накоротке с послами, он дипломат? И почему вы не пьете?
— Не люблю очень горячее вино. Мой знакомый — офицер-артиллерист. Мы познакомились в Кагете. Гамбрин говорил, что свободный генерал, у которого служит Ламброс, готов предложить нам свои услуги.
— Не любите горячее, пейте холодное, — подмигнул Его Высокопреосвященство, — а что до генерала-наемника, то вряд ли он появится, даже если существует. Особенно если существует. Видите ли, нар-шад Шауллах убил льва. Черного. А нар-шад-ар-марим Астаррах поднял алые паруса. Гайифа и Бордон ждут цветения миндаля и гостей из-за моря. Им не до талигойских яблонь.
— Шады вступают в войну? — не поверил своим ушам Робер. — На чужом берегу?!
— По всей вероятности, — кивнул кардинал. — Но шады далеко, а весна еще дальше. Мориски могут ждать, мы с вами — нет.
— Хорошо, — Левий прав тысячу раз, — что я должен сделать?
— Допивайте вино и идите к кузине. А я буду варить шадди и думать. У нас в запасе шесть дней, а ночей даже больше.
3
— Посольская палата озабочена, — посол Гайифы казался опившимся уксуса, — весьма озабочена.
— Мы рады вас видеть, конхессер, — перебил Альдо, — и мы разрешаем вам сидеть в нашем присутствии.
— Благодарю, Ваше Величество. — Гайифец с достоинством устроился в коричневом кресле. — Увы, я хотел бы испросить аудиенции по более приятному поводу.
— Прежде чем перейти к делу, — Альдо передвинул серебряный подсвечник так, чтоб свет падал на морщинистое личико, — мы хотели б узнать, как себя чувствует дуайен Габайру.
— Он все еще болен, — вздохнул гайифец, — но маркиз ставит дипломатический долг превыше здоровья. Он отказывается делегировать свои полномочия графу фок Глауберозе. Теперь дурные языки станут говорить, что Его Величество Фома не доверяет политике Его Величества Готфрида. Увы, затяжная лихорадка делает больных упрямыми.
— Мы ценим самоотверженность маркиза Габайру, — сощурился сюзерен, — и никогда не поверим досужим сплетням, но чем обеспокоена Посольская палата?
— Ваше Величество, — Гамбрин едва заметно покачал головой, — вы — воин, а не дипломат, и вы не можете знать, сколь важны для нас всяческие мелочи. Дипломаты обязаны предусмотреть даже то, чего нет и быть не может, в этом мы сходны с юристами. К сожалению, гуэций, супрем и прокурор допустили ряд оплошностей, которые не могли не привлечь к себе внимания приглашенных в Гальтарский дворец послов. Теперь мы вынуждены выступить с протестом. Завтра утром дуайен потребует срочной аудиенции, чтобы его заявить.
Поверьте, я искренне предан Вашему Величеству и люблю этот город и эту страну, но я был вынужден поставить свою подпись.
— Мы ценим ваше отношение, — заверил Альдо, — и мы внимательно слушаем.
— Ваше Величество, — гость развел сухими желтоватыми руками, — мне очень неприятно… Видите ли, то, что я имею сказать, не предназначено для широкой огласки.
— Вы совершенно верно заметили, что я — воин, — взгляд Альдо окаменел, — я предпочитаю узнавать о неприятном сразу. Говорите без обиняков, герцогу Окделлу я полностью доверяю.
— Извольте, — поджал губы посол. — Сегодня гуэций, супрем и прокурор вольно или невольно дали понять, что власть Раканов является по своей природе божественной и что права Раканов несопоставимы с правами других династических домов.
Если к этому добавить саму процедуру, основанную на древних кодексах, создается, безусловно, превратное впечатление о том, что Ваше Величество противопоставляет себя прочим монархам Золотых земель.
Увы, неудачные и неточные формулировки, допустимые в обычной речи, будучи произнесены со столь высокой кафедры, становятся поводом для протеста, который вынуждены поддержать все участники Золотого Договора вне зависимости от отношения к Вашему Величеству. Ведь, отрицая заключенные Олларами брачные союзы и подписанные в последние четыреста лет соглашения, вы бросаете зерна непонимания между государствами. Достаточно вспомнить историю возникновения Агарии и Алата.
Прошу меня простить, Ваше Величество, но, сделав суд над маршалом Алвой открытым и передав полномочия защиты обвиняемому, вы создали очень непростую ситуацию. Рокэ Алва знаком с Золотым Договором и иными международными актами. Он весьма умело переводит ошибки обвинения в плоскость нарушения Талигойей дипломатических канонов вплоть до оскорбления иноземных монархов.
Меня, как посла его величества Дивина, крайне беспокоит возвращение к военной кампании 398-го года, в которую помимо Талига были втянуты Кагета и Бакрия. Как это ни прискорбно, международное право в данном случае расходится со справедливостью. То, что было предпринято герцогом Алвой, признано соответствующим Золотому Договору. Более того, Посольская палата считает, что прокурор Феншо, пригласив в качестве свидетеля посла Кагеты, превысил свои полномочия и поставил господина Бурраза-ло-Ваухсара в весьма щекотливое положение. Ведь он, давая показания, вынужден отвечать на вопросы не только обвинения, но и защиты, причем в присутствии Его Высокопреосвященства Левия, а он, да простится мне такое предположение, вряд ли является горячим сторонником обвинительного приговора.
