Закатные твари, и кто только их, таких, учит. Хорошо, дурак умчался из Олларии, а не затеял дюжину дуэлей. И ведь за неделю не переучишь, хотя...
– Сударь, вы убиты, выйдите из круга! Следующий!
– Погоди, Альберт. Он только ранен. В ногу.
– Ну, как знаешь...
– Тянитесь к шпаге, граф. Не вставать! Вы ранены, и серьезно... Тянитесь к ней левой... Да, я сказал «левой», выкиньте из головы еще и эту глупость... Смотрите мне в глаза и тянитесь! В глаза, я сказал! Свяжите меня взглядом. Дотянулись? А теперь – выпад! Ну! Сильней! Резче! Это ваша жизнь, сударь! Она вам еще пригодится...
– Готово, Монсеньор, – кузнец ловил воздух ртом, словно рыба.
– Убирайся к кошкам и напомни про воду!
– Слушаюсь, – сутуловатая тень на мгновенье загородила Алву и исчезла.
– Герцог, – Ворон прикрыл ладонями глаза, такой знакомый жест, – будьте сдержанней, особенно при слугах.
– Я не железный, – огрызнулся Эпинэ, – в отличие от вас.
Человек на кровати откинул со лба прилипшую прядь:
– Кстати о железе, не забудьте свой кинжал.
Что-то свистнуло, бирисский клинок чуть ли не на треть вошел в рассохшуюся деревянную розу. Первый маршал Талига в очередной раз не убил Первого маршала Талигойи. Робер с трудом выдернул подарок Мильжи и сунул в ножны, гадая, узнал ли Ворон кинжал, который сам же и вернул пленнику, или нет.
– Благодарю, сударь.
– Не стоит...
Духота становилась невыносимой, рубашка липла к спине, камзол и вовсе превратился в орудие пытки, но снять его в присутствии Алвы Иноходец отчего-то не мог. Стукнули запоры, и Эпинэ выскочил навстречу стражнику, принесшему вино, воду и свечи.
– Вам вина или воды?
– Смотря какое вино. – Рокэ, наконец, соизволил подняться и подошел к столу. – Кагетское, на первый взгляд сносное... Вам налить?
– Налейте.
Белые ласточки среди оранжевых роз, сладкое вино, сладкие слова... Неужели это Робер Эпинэ сидел у бьющего из золотой раковины фонтана, а седой казар предлагал ему руку дочери и советовал держаться подальше от старых тайн?
– Адгемар Кагетский был мудр, – Рокэ Алва задумчиво вертел в руке бокал, – он никому не верил. Особенно союзникам. Жаль, ему не повезло.
– Жаль?!
– Он и впрямь мог сделать из Кагеты что-то пристойное. – Ворон пригубил вино. Робер бы на его месте уже выпил полкувшина вина, а воду вылил на голову.
– Слишком сладко, – кэналлиец поставил бокал, темные губы исказила усмешка. – Уж лучше вода.
– Не могу не согласиться. – Неужели нельзя просто напиться? Зачем мучить себя, какой в этом смысл?
– Вам жарко? – Руки Ворона вновь сплелись в оленью голову. – Снимите мундир, станет легче, а дам здесь нет и не предвидится. А жаль. Как вы думаете, если я попрошу Левия об услуге подобного рода, он упадет в обморок?
– Вряд ли. – Робер торопливо осушил кубок и налил еще. – Он начинал в ордене Славы, когда магнусом там был Адриан.
Алва пожал плечами. До покойного Эсперадора ему дела не было, а до чего было? Робер вгляделся в неподвижное заострившееся лицо. Ворон медленно пил воду, смакуя каждый глоток, а пятно на рубашке из алого становилось бурым.
– Монсеньор, – незнакомый теньент вынырнул из тьмы закатной тварью, – все готово. Герцога Алву переводят в комендантское крыло. Его Высокопреосвященство просит передать, что исповедует господина Штанцлера, но придет, если герцог Алва нуждается в утешении и совете.
– Он не нуждается, – заверил Ворон, в очередной раз прикрывая глаза. – Что ж, Эпинэ, прощайте. Был рад вас повидать, но четвертая встреча нам вряд ли понадобится.
– Вы хотели что-то передать герцогу Окделлу, – напомнил Робер.
– Ах да. – Рокэ Алва потянулся. – Это, конечно, ерунда, но в некоторых семьях подобным вещам отчего-то придают большое значение. Передайте Повелителю Скал, что я считаю его обучение законченным. Он достоин стать одним из талигойских рыцарей. Я подтверждаю сие пред землей и небесами. Юный Окделл свободен от клятвы оруженосца и с сего мгновенья не несет никаких обязательств передо мной.
Глава 5
Гельбе и Ракана (б. Оллария)
399 года К.С. 9-й день Осенних Молний
1
Жермон Ариго отломил изрядный кусок подсыхающей лепешки, отправил в рот и запил вином. Генерал не отличался утонченностью и изысканностью, в том смысле что собственные беды и мировая скорбь не лишали его ни сна, ни аппетита. Даже лишенный наследства и сосланный, Жермон все равно ел, как конь, и спал, как сурок, вот и теперь нависшая над головой война и свалившаяся на фок Варзов потеря, хоть и драли душу, не мешали с нетерпением ждать обеда, тем паче ничего другого графу и не оставалось. Прибывший ночью маршал Запада со своей всегдашней дотошностью выяснил, что творилось во время его отсутствия, и заперся с бароном Райнштайнером. Ни Ариго, ни Ансела, ни Давенпорта остаться не попросили, и каждый занялся своим делом. Энтони с Анселом отправились догонять отступающие части, а Жермон объехал опустевшие лагеря и отправился обедать, а вернее, ждать приказа.
«Гуси» суетились уже третий день, надо полагать, получили высочайший рескрипт, предписывающий вернуть Гельбе, а еще лучше, и Южную Марагону.
Жермон дожевал лепешку и уткнулся в карту. Между Лауссхен, которую он оставит при первом же серьезном натиске, и Хербсте не было ничего, кроме низких холмов, кое-где прорезанных оврагами и пересыхающими к осени речками. Гельбе была отменным буфером между враждующими державами и еще более отменным местом для сражения в стиле незабвенного Пфейхтайера. Ариго взял синий грифель и, как мог, изобразил гуся в корзинке, на которой написал «30».
В тридцать тысяч оценивалась «старая» дриксенская армия, оставленная в Лёйне после неудач 97 года, стоивших Фридриху фельдмаршальского жезла, а Его Величеству Готфриду – Гельбского плоскогорья. Правду сказать, Жермон предпочел бы видеть «Неистового принца» впереди войска и сейчас, но, увы, неугомонный Фридрих застрял в Гаунау, а против фок Варзов двинули Бруно. Старый бык шестнадцать раз проверит и один раз шагнет, несмотря на очевидное преимущество.
Рудольф писал, что в дополнение к имевшимся семи тысячам конницы в Лёйне перебросили еще тысячи четыре. Подошла и пехота, хоть и не так много, как могло бы быть, не разинь «гуси» клюв на Хексберг. Лазутчики Ансела подтверждали прибытие резервов. После мятежа в Олларии дриксенцы перестали играть в прятки, и все равно, последней каплей стало известие об Алве...
– Мой генерал, – расторопный капрал с черными усами и рыжими бровями умудрился не просто войти с подносом, но и дверь за собой прикрыть, – ваш обед!
– Спасибо, Франц. – Жермон поднял крышку, ловя ноздрями запах варенной с чесноком курицы. – Истребляете?
