– Дидерих? Ел, наверное. Вот плакал он при этом или нет, не знаю.
– Если с луком, то, может, и плакал.
– Конечно, с луком. А еще он пил вино, бегал за девицами и хотел дворянство...
И получил бы, если б не родной отец. Гостивший у зятя граф Дорак приголубил хорошенькую горничную, десять месяцев спустя осчастливившую мир великим Вальтером. Дорак бастарда признал, дал ему образование и состояние, но наотрез отказался ходатайствовать о возведении молодого поэта в дворянское достоинство. Папенька полагал, что титул способствует написанию скучных од, а не занимательных драм, и был прав. Дидерих накатал множество трагедий, и чуть ли не в каждой имелись жестокосердный отец, соблазненная дева и благородный подкидыш...
– Вообще-то я его всегда терпеть не мог, – задумчиво произнес Жермон.
– Лук? – удивился братец Людвига. – В таком случае ты прекрасно скрывал свои чувства.
– Дидериха, – шепнул Ариго, – и чем больше ко мне с его виршами приставали, тем больше я его ненавидел.
– А мне как-то все равно, – хмыкнул Альберт. – Дидерих и Дидерих. Должен же в Талиге быть кто-то великий, кроме полководцев и мерзавцев.
– А дураки? – осведомился Жермон.
– Не сказал бы, что наши дураки превосходят гайифских, – усомнился приятель, – иначе б павлины после Варасты не полезли бы в Фельп и не остались бы без хвоста.
– Весной гайифским генералам будет не до корнетских ляжек, – задумчиво протянул Ариго, – Дивин это понимает. Готфрид тоже.
– Гусь павлину не родич, – лицо приятеля стало злым, – но гусь любит золотой горох. При Сильвестре дриксы сидели б да глядели, чем дело кончится, но с Манриками, да в отсутствие Алвы могут и укусить.ПроФридриха слышал?Этот кесарский племянничек перебрался к тестю, в Липпе.
– Сослали или наоборот?
– Кошки их там разберут, – Альберт снял шляпу и смахнул с нее пару пушинок. – Будем надеяться, что все-таки ссылка. Бруно Фридриха терпеть не может, а Бруно стал фельдмаршалом.
Фридрих сначала прыгает, потом думает. Бруно неделю думает, а потом строит мост. При таком фельдмаршале о дриксах до весны можно забыть, зато потом хлопот не оберешься.
– Постараюсь к Весеннему Излому вернуться, – кивнул Ариго, – месяц туда, месяц обратно, четыре месяца там...
Вечерний ветер скатился с темнеющих стен, ударил в лицо, развернул поникшее было знамя с бессонным волком, закружил мертвые листья и тонкую водяную пыль.
– Закатные твари! – Альберт разжал вцепившиеся в эфес пальцы и делано рассмеялся. – Ты чего?
– То же, что и ты, – огрызнулся Ариго, с трудом подавляя идиотское желание вскочить на коня и мчаться на юг, – это просто ветер.
– Ветер с гор несет зиму, – припомнил старую поговорку Людвиг, – вести с гор несут войну.
– Нет, – Жермон Ариго закинул голову, глядя на плещущий в синеве багровый стяг, – этот ветер не с гор. Он из Придды, но насчет войны ты прав. И насчет зимы тоже.
– Видимо, я пророк, – хохотнул Альберт, – и, будучи таковым, предрекаю тебе еще и весну. Весной...
– Господин генерал, – темноглазый корнет ловко и красиво отдал честь, – вас просит герцог. Немедленно.
2
Рудольф Ноймаринен оторвал голову от очередной бумаги, неспешно водрузил перо на роговую подставкуи поднялся из-за стола. Выглядел герцог, мягко говоря, усталым, но одет был, как всегда, безукоризненно.
– Нужда в твоей поездке отпала. К сожалению.
Ариго ожидал подобного, и все же сердце нахально екнуло.
– Ты голоден?
– И да, и нет, – признался Жермон, – я в седле с утра, но Бруно с Манриками не способствуют аппетиту.
– Если ты собираешься и впредь обращать внимание на новости, то скоро умрешь. С голоду. – Рудольф уже несколько лет ел вываренное мясо с овощами и белые сухари, но оставался хлебосольнейшим из хозяев. – Когда я посылал к тебе Людвига, из Эпинэ тянуло дымком, не более того. Неделю назад дым уже стоял столбом.
Герцог неторопливо поднялся. Ариго был немалого роста, но на Рудольфа ему приходилось смотреть снизу вверх.
– Садись к столу, сейчас принесут перекусить. Ты будешь есть, я буду говорить.
Манеру пожизненного Проэмперадора Севера бродить по комнате, размышляя вслух, знал весь Талиг. Другое дело, что видели это только близкие. Жермону герцог верил, и был прав. Рудольф Ноймаринен был первым из тех, за кем генерал Ариго прыгнул бы в Закат и не заметил. Вторым шел Людвиг, третьим – старик фок Варзов. Четвертым был Арно Савиньяк, но графа не было на свете десятый год.
– Садись, кому говорят. За стол!
Жермон безропотно опустился на массивную дубовую скамью, глядя, как Рудольф меряет шагами знакомую комнату. Узнав о восстании Борна, он ходил так же, а Савиньяк теребил перевязь и вдруг сказал, что поедет к Карлу и уймет его. Он так и сделал, но получил пулю в живот. Маршал Арно вечно полагался на чужую совесть, как на свою.
Герцог дошел до камина и резко повернулся на широких каблуках, звякнули, столкнувшись, две цепи – герцогская и вторая, широкая, из плоских золотых звеньев. Цепь регента? И как он ее не заметил?! Рудольф поймал взгляд Ариго и хмуро кивнул, подтверждая, что генеральские глаза не врут и герцог Ноймаринен на самом деле – регент Талига.
– К лету сниму этот ошейник к кошачьей бабушке, – Ноймаринен часто начинал свои монологи с ответов на невысказанные вопросы. – Гадаешь, что стряслось? Не догадаешься, разве что с ума сойдешь. Людвиг должен был рассказать об Эпинэ.
И рассказал, но при чем тут регентство? Разве что Фердинанда после варастийских чудес потянуло на подвиги и он свалился с лошади. Или ему помогли? Тогда королем стал Карл, а Ворон – регентом. Может ли регент Талига воевать по найму в чужой стране? Может ли передать регентство? Жермон не был силен в казуистике, его делом были атаки и ретирады.
Пришел слуга, принес глинтвейн. Две дриксенские кружки с золотыми ручками и вызолоченными крышками. В Эпинэ вино со специями не кипятят даже зимой, в Ноймаре ужин начинают с глинтвейна.
– Пей!
Трещал огонь, пахло пряностями и вином, на подоконнике блаженствовала толстая старая кошка. Ее звали Метхен.
– Фердинанд умер?
– Если бы, – регент махнул рукой и побрел от стола к камину. – В Эпинэ всплыл Альдо Ракан, а Робер Эпинэ умудрился разбить Леонарда Манрика. Ты будешь смеяться, но собранная тессорием сволочь, которую он назвал Резервной армией, перешла на сторону мятежников. Леонарда, судя по всему, прикончили свои же. Маркиз Сабве, к несчастью, удрал. Видимо, в Каделу, так как в Олларии не объявлялся, а Ворон для него хуже Ракана. Сообщить в столицу о поражении Сабве, по великой своей занятости, забыл.
– Трус, – не выдержал Ариго, – заяц свежеванный!
