– Пусть войдет.
Ириней обладал приятной и неприметной внешностью. Вошел он довольно уверенно, но Сильвестр видел, что эсператисту не по себе. Оно и понятно – оказаться в логове еретиков и богохульников! Кардинал бросил секретарю:
– Оставьте нас!
Секретарь нарочито медленно вышел, Его Высокопреосвященство не сомневался, что он будет подслушивать, и не имел ничего против. Некоторые дела, в частности переговоры со злейшим врагом, следует вести или совсем тайно, или при свидетелях.
– Итак, – начал кардинал, – вы привезли послание?
– Ожидающий Возвращения Его счел необходимым, – гонец вынул футляр.
– Откройте!
Маловероятно, что футляр или послание отравлены, и тем не менее…
Ириней без лишних слов сорвал печать с языком пламени и вытащил свиток.
– Разверните и давайте сюда.
Монах повиновался, его лицо было бесстрастным, как маска. Сильвестр взглянул на письмо, написанное твердым разборчивым почерком, ничем не напоминающим каракули немощного старца.
«В ожидании Возвращения Его! По воле Ожидающего Его!
Слово Эсперадора Квентину Дораку, именующему себя кардиналом Талига. Уходя Нитью Света, заповедовал Он чадам своим Милосердие и Любовь, но не стало так, как Он хотел, но иначе. Войны и ненависть ожидающих Его опечалят Его.
Много лет Святой Престол ставил чистоту веры превыше мира, много лет Талиг ставил власть превыше веры, но последняя война ниспослана нам, дабы открыли мы глаза свои и сердца свои. Гибнут невинные. Гибнут дети и старики, гибнут женщины и раненые, гибнут пленные и твари бессловесные, и виной тому упорство власть предержащих.
Гордыня властителей мирских и недомыслие пастырей духовных ведут к смерти телесной и мукам душевным, но Он, уходя, заповедовал нам Милосердие.
Святой Престол взывает к талигойским властителям – вложите мечи в ножны. Мы по-разному славим Его, но Он един. Хватит искать то, что нас ро?знит, время искать то, что нас объединяет. Святой Престол хочет мира и исполнен решимости извергнуть из Агариса семя недоверия. Ожидающие Его готовы просить потомков Эрнани Талигойского и иже с ними покинуть Агарис, если Оллария разрешит тем, кто тайно славит Его по канонам истинной Веры, не таиться и не носить в городе черное, а в доме своем – серое.
Если Квентин Дорак готов говорить о мире, то в Олларию незамедлительно выедет епископ ордена Милосердия Оноре с двумя спутниками и будет дано ему право говорить от имени Ожидающего Его.
Да благословит Он ходящих в незлобии.
Смиренный Юнний, жалкая свеча Его.
Писано в 1-й день Месяца Весенних Скал в Агарисе».
Значит, сторонники мира во главе то ли с блаженным, то ли неимоверно хитрым Оноре победили, и Агарис готов на уступки. Сильвестр ожидал чего-то подобного, – донесения из Святого Града утверждали, что победа Рокэ для конклава стала громом средь ясного неба. Божьи мыши раскололись – ордена Милосердия, Знания и Славы стояли за мир, «истинники» и орден Чистоты намеревались проклясть победителя, Домашний Очаг и Справедливость колебались, но Эсперадор вышел из ордена Милосердия.
Кардинал потер переносицу:
– Когда епископ Оноре намерен прибыть в Олларию, если я отвечу «да»?
При желании Сильвестр мог цитировать «Эсператию» не хуже самого дотошного «истинника», но кардиналу казалось правильным подчеркивать отличия двух церквей. Там, где эсператист будет говорить полчаса, олларианцу хватит минуты.
– Празднества святой Октавии равно священны исповедующим истинную веру и вашей пастве. – Ириней ответил без малейшей заминки, значит, он знал, что везет.
– Октавианская неделя… Разумно.
Можно даже сказать, очень разумно. Выбор Его Высокопреосвященства также пал на эти дни. Авнир так и рвется в бой. Ничего, подождет. Вразумление заблудших придется отложить до заключения мира, буде оно состоится. Выставить Раканов в Гайифу важнее, чем уменьшить количество Людей Чести, и так притихших после победы Рокэ.
– Я готов выехать немедленно, – твердо произнес Ириней.
А ты, мой дорогой, не просто гонец. Ты заинтересован в скорейшем ответе.
– Я сегодня же напишу Юннию Агарисскому. – Его Высокопреосвященство кардинал Талига постарался произнести эти слова с истинно эсператистской значительностью. – Я склонен принять епископа Оноре и поговорить с ним.
– Во имя Милосердного. Преосвященный Оноре сейчас уединился для молитвы и размышлений в обители Святого Стефана Крионского.
Как мило. Оноре сидит в приграничном городишке и ждет ответа. Похоже, в Агарисе не сомневаются, что Талиг скажет «да». Бедные Раканы…
– В таком случае епископ успеет к началу празднеств, даже если вы выедете послезавтра. Я настоятельно советую вам отдохнуть.
Хорошо, что великая любовь великого короля родилась в день памяти эсператистской святой и была названа в ее честь. Октавианскую неделю отмечают и в Талиге, и в Агарисе, а общие праздники сближают… Хорошо, что в загородном дворце еще не было пожара. Двор, как повелось от Франциска, отправится на праздники в Тарнику, которую так любила королева Октавия. Заключение мира обойдется без Штанцлера и его своры.
3
Большая черная птица пронеслась над всадниками и исчезла среди заснеженных елей.
– Дик… – сестра придержала Бьянко и принялась внимательно рассматривать свою перчатку, к слову сказать, изрядно потертую. – Ворон, он какой?
– В смысле?
– Ну, он ведь красивый?
– Дамы полагают, что очень, – Дик старался говорить небрежно, – но для мужчины внешность не главное. Если он, конечно, мужчина.
– Но все-таки, – не унималась сестра, – он и вправду не носит бороды и весь увешан драгоценностями?
– Как тебе сказать… Алва – кэналлиец, они не признают ни бород, ни усов, зато волосы у них ниже плеч. Если бы Рокэ, ну, скажем, косу заплел, вышло бы в руку толщиной, не меньше. Золото он терпеть не может, носит сапфиры и бриллианты в серебре и иногда – карасы. Ходит в черном и синем… Ну, не знаю, что еще…
– Алва на самом деле пошли от Леворукого?
– Святой Алан, какие глупости! – хмыкнул Ричард. – От морисков они пошли и от кого-то из Борраска. Точно не знаю, но какой-то наследник Дома Ветра что-то натворил. Его лишили титула и спровадили на юго-восток, на границу с шадами. Дескать, если хочешь стать герцогом, стань им. Ну тот и стал, а потом, когда Борраска вымерли, вспомнили про Алва.
– А что значит «Алва»? – Сестра не отрывала взгляда от старенькой перчатки, наверное, заметила дырку. Надо будет прислать ей несколько пар!
– Точно не скажу. Алвой шады прозвали первого герцога, и он взял это имя. Во?роны, когда их признали Повелителями Ветров, могли вновь стать Борраска и вернуть герб с белой ласточкой, но остались Алва.
