– Где швейную машинку взял?
– За фигом она мне нужна? – пожал
плечами Лева. – На руках обработал, я лучше машинки строчу. Отстегивай
сотню!
Задохнувшись от гнева, я выбрался из кабины и
ткнул пальцем в звонок.
– Ваня, – поторопил Лева и
выразительно потер большой палец указательным.
– Послушай, – взорвался я, –
оцени ситуацию. Ты желаешь получить немалые деньги за то, что надел мой
смокинг, предварительно изуродовав его! Не кажется ли тебе странным это?
Лева сдвинул брови, но тут распахнулась дверь,
и на пороге появилась Галка, очередная домработница Коки.
– Здрассти вам, – поклонилась
она, – позвольте польта забрать.
– Мы без верхней одежды, – ответил
я.
– Польты отдайте, – твердила Галя,
желавшая во что бы то ни стало исполнить роль образцово-показательной
горничной.
Лева похлопал девушку по плечу.
– Успокойся! Лучше принеси вискаря с
колой.
Галя метнулась по коридору налево, я же пошел
направо, твердо решив выяснить отношения с наглым внуком Варвары чуть позднее.
– Вава, – замахала руками Николетта,
узрев меня на пороге гостиной, – сюда, сюда, скорей.
Я, навесив на лицо самую счастливую улыбку,
поплелся к золоченому, обитому бежевой парчой дивану, на котором восседала
маменька. По мере того как я приближался, глаза Николетты темнели:
– Позор!
– Кому, – решил я изобразить
идиота, – где?
– Ты – позор семьи, – уточнила
Николетта, – что ты нацепил? Штаны! Ужас!
– Думаешь, мое явление в мини-юбке и
сапогах-ботфортах произвело бы лучшее впечатление? – с самым серьезным видом
осведомился я. – У меня был еще порыв надеть сильно декольтированное
платье из тафты, но потом я все же остановился на брюках, они более
традиционны.
– Вава! Ужасно! Я сейчас сгорю со стыда!
– Но почему?
– Ты пьян, как всегда! Господи, как
трудно нести свой крест! Сначала всю жизнь боролась с нищетой, а когда
наконец-то перестала считать копейки на геркулес, сын начал губить себя водкой.
– Николетта, я не пью!
– Никто из алкоголиков не признается в
пагубном пристрастии, но мое сердце чувствует: ты в опасности, –
трагически заявила Николетта.
– Я приехал на машине, – воззвал я к
логике, которая непременно должна быть не чужда даже Николетте, – сам
сидел за рулем, не качаюсь, не пахну спиртным, разговариваю внятно. Хочешь,
произнесу скороговорку? Шла Саша по шоссе и сосала сушку.
– Кто шла? – напряглась Николетта.
– Саша.
– Она где?
– Кто? – не понял я.
– Саша, – процедила Николетта.
– Идет по шоссе, – схохмил я, –
вместе с баранками!
Пальцы, унизанные кольцами с бриллиантами,
вцепились в мое плечо.
– С ума сойти, – плаксиво протянула
маменька, – ты связался с уличной проституткой и решил всех об этом
оповестить. Иметь дело с девкой, которая бегает по проспекту с шаурмой в руке!
Вава! Мне плохо! Воды!
Я медленно досчитал до десяти и улыбнулся.
– Николетта, успокойся.
– Позор! Явиться в простых штанах на
свадьбу! Это плевок в сторону Зизи и Зузу.
– Но я с ними незнаком.
– Все равно! Сейчас увидишься,
поздравишь! Кстати, где подарок?
– В прихожей, – соврал я.
– Твой вид – оскорбление для Коки! Она
столько сил вложила в организацию праздника! Гирлянды, стол, торт…
На секунду меня охватило запоздалое удивление.
Кто такие Зизи и Зузу, если Кока решила устроить свадьбу в своей квартире?
Обычно маменькины приятельницы пляшут в пафосных ресторанах, а тут келейное
торжество, фуршет без посадочных мест. Наверное, ни разу не виденные мною Зизи
и Зузу – дальние и очень бедные родственники Коки!
– …а тут ты, в брюках, – мухой
зудела Николетта.
– Вон там, у торшера, стоит некий
субъект, – перебил я маменьку, – он тоже в самом затрапезном
пиджачке, похоже, рваном.
Николетта прищурилась, затем больно ущипнула
меня.
– Идиот! Это Жорж! Папа Зузу.
– И что? Ему простили лохмотья, а мне
необходим смокинг? – проявил я подростковую строптивость.
– У Жоржа миллионы, – с придыханием
воскликнула маменька, – он в списке «Форбс» и может себе позволить прийти
на свадьбу в шортах и гавайской рубашке!
– На мой взгляд, папеньке невесты положен
как минимум фрак, – уперся я.
– Зузу – мальчик, – подпрыгнула
Николетта.
– Извини, не знал, но половая
принадлежность брачующегося не влияет на одежду его родителя.
– Вава! Ты несносен! Отвратителен!
Надеюсь, эта Саша сюда не заявится!
– Кто? – напрягся я.
– Саша!
– Который?
– Вава! – пошатнулась Николетта. –
О боги! Теперь мне многое понятно!
– Что? – Я окончательно потерял
способность ориентироваться в беседе.
Удивительно, каким образом Николетте удается
за пять минут общения сделать из вполне нормального собеседника полувменяемое
существо.
– Вот почему ты не женишься! Это все он!
– Кто? – тупо повторил я.
– Саша, – взвизгнула
маменька, – сам сказал! Идет по шоссе в гости пешком, несет в подарок Зизи
и Зузу сушки, а ты не хочешь ни пить, ни есть, пока твой… о боже… САША не
явится к Коке! Вава! Милый! Умоляю! Только не обнимай его при всех! Мне не
вынести позора! Вольдемар! Вольдемар!
– Я здесь, – вынырнул из толпы
гостей отчим, – о, Ваня, привет. Шикарный пуловер, тебе идет голубой цвет.
– Голубой цвет, – взвизгнула
Николетта, – как же я сразу не оценила шутку! Вольдемар! Вава в брюках и
ГОЛУБОМ свитере! А Саша идет по шоссе с сушками, он скоро доберется сюда и
упадет на мою голову! Пьяница и… нет, я не выговорю ужасные слова! Пьяница и…
Беда! Горе! Несчастье! Ужас! Трагедия! Непоправимо!
– Дорогая, что случилось? –
забеспокоился отчим.
